Зима в Зимнем дворце. Загадка придворного ювелира (Авторов) - страница 3

– Ну вот в это как раз очень легко поверить, – подмигнул дяде Андре и весело тряхнул темными кудрями. – У тебя чего только не найдешь!

Это была чистая правда. В лавке антиквара валялось множество необычных предметов, старинных коробочек и всякой всячины, разобраться в которой не мог никто, даже сам Архонт Дюваль. Он был удивительно рассеянным и мог положить на самое видное место какую-то старинную драгоценность, а потом на пару лет совершенно забыть о ней. Единственным, кто хоть как-то наводил порядок и ориентировался в этом удивительном бардаке, был старый слуга – месье Крю. Он работал в лавке еще у отца Архонта. Но месье Крю был молчалив и очень умен, поэтому предпочитал не вмешиваться. А сейчас он вообще укатил на рождественские каникулы в какую-то глушь, навестить одного из своих многочисленных родственников.


Тем временем Архонт очень осторожно взял в руки три драгоценные детали, покрутил их немного, привинтил что-то и вдруг собрал их в единый конус, похожий на небольшую вазочку очень тонкой ювелирной работы.

– Ничего себе! Так они действительно связаны? Это три части одного целого! – удивленная Джулия вскочила и подбежала к Архонту, чтобы рассмотреть эту вазочку поближе.

– Итак, мы имеем… – попытался подытожить Нико, снова садясь за стол и рассматривая предметы. Он почесывал веснушчатый нос и очень старательно концентрировался. Однако пока никаких дельных мыслей в его голове не возникло. – А что вообще это такое?



– Ну, это довольно просто, – Архонт снова взял в руки конус. – Это портбукет, его еще называли тусси-мусси. Минивазочка. В них девушки вставляли живые цветы и затем прикрепляли к платьям во время балов.

– А вот эти пластинки для чего? – Эллен взяла лупу и стала пристально разглядывать их.

– Да, вот это еще интереснее, – позаимствовав у нее лупу и внимательно разглядев все три, сказал археолог. – Такие пластинки прикреплялись к портбукету. На них дамы обычно записывали, кому был обещан какой танец на балу.

Эллен смотрела на эти предметы и мысли ее, как было ей свойственно, улетели в самый неподходящий момент вдруг куда-то далеко-далеко. Она вдруг представила зал, горящий тысячами свечей. Множество пар кружатся под звуки вальса, а может, это вовсе не вальс, а какая-нибудь мазурка (в танцах Эллен была несильна), и она сама стоит посреди натертого паркета в белоснежном легком шелковом платье. К ней медленно подходит прекрасный незнакомец с гордым взглядом, легко кивает, приглашая на танец. Она… А что же надо делать ей? Ах, ну да! Записи! Когда с кем какой танец! И вот в руке у нее портбукет с незабудками, она раскрывает веером пластинки… «Что же я тут написала в спешке… – в мыслях она пытается разобрать свои карандашные надписи, – танец номер пять с кем? А сейчас какой танец? Уже пятый? Мазурка?! Кажется, тут кто-то уже записан…»