— Грубовато-то, Пётр Иннокентьевич, — поморщился Иосиф. — Я копию этой шифровки отдал своему знакомому, который в этом разбирается. Он был в таком удивление, когда смог её расшифровать. И я как чувствовал, шо мне эта расшифровка пригодится. Когда меня позавчера схватили господа полицаи без причины, я таки понял, шо эта информация станет моим ключиком к свободе. Следователь Перов, светлая ему память, знал, какой я полезный информатор. Он обещал, шо запишет в этом деле меня, как анонима.
— Ты ж, морда еврейская! — презрительно произнес Руслан. — Если бы тебя не схватили за нарушение, ты бы её не отдал!
— Да, я спасал-таки свою драгоценную шкуру, — признался еврей. — Ты бы, птенчик ясный, на моем месте также бы поступил.
— А ты, жид поганый, меня с собой не равняй! — юноша не хотел вкладывать столько агрессии в эту фразу, но так получилось.
— Воскресенский, давай без антисемитизма! — попросил следователь. — Что дальше, Йозя?
— Это-таки всё, — сказал Иосиф, стараясь не смотреть Вахлакову в глаза.
Пётр при помощи трости поднял голову хитреца так, чтобы можно было взглянуть ему в глаза. Иосифа аж начало трясти.
— Скажи мне, друг еврейский… — без эмоциональный голос следователя звучал пугающе. — Как давно ты живешь в Александрограде?
— Таки три года, Пётр Иннокентьевич. — Дрейфус нервно взглотнул.
— Ого! Вот столько мы с тобой знакомы? Значит, Йозя, ты должен понимать, что за этот срок я успел тебя хорошо изучить, — тон следователя стал грозным и более требовательным. — Говори, что ещё знаешь!
— Ой-вей! — воскликнул еврей, взявшись за голову.
— Живо! — крикнул Пётр так громко, что Руслан чуть не опрокинул ширму, на которую он опирался спиной.
— Хорошо-хорошо! — когда трость перестала упираться в подбородок, Дрейфус продолжил. — Я это только позавчера вечером узнал. Когда меня Перов отпустил, я таки решил расслабиться в доме терпимости на Лейхтенбергском переулке. Ну, это тот, который Полкану принадлежит.
— О, Казимир Полканов! — удивился Пётр. — Как же давно мы об этом своднике не слышали! И что ты там увидел?
— Когда сидел в главном зале, я таки заметил, как у лестницы Полкан ворковал с этой самой мамзелью!
— Что? — удивился Руслан. — Ты же не видел её лица, как ты понял, что это она?
— Во-первых, Полкан ей шо-то на ухо прошептал, и она рассмеялась. Я таки этот странный смех на всю жизнь запомню. Во-вторых, я на всю жизнь запомню то самое колечко с большим камушком. В общем, я таки понял, шо она в этом доме терпимости является мамкой, ибо остальные девицы так от неё шарахались, аки от дьявола. Это всё, шо я знаю, Пётр Иннокентьевич. Клянусь на феодорском рублей.