3 апреля в 03:21
Мне уже можно каждый день ставить будильник на 3:14 ночи. Так реально будет проще. Эти сны никогда не прекратятся. Я будто бы понял это, будто бы кто-то щелкнул у меня в голове переключателем – и все вдруг стало ясно. Я думал, они будут про Лорен, про то, что я увидел на ее фотографиях. Это так, но лишь отчасти. Потому что это теперь в прошлом. Что бы мне ни снилось, это теперь касается только меня. Того, что я сделал. Того, что я у него забрал.
Я лежал в своей кровати, все было абсолютно нормально, но я знал, что сплю. На периферии моего сознания будто что-то стало податливее, мягче, будто освободилось место для чего-то. И я понял, что сплю. Я, кажется, пытался разбудить себя, но ничего не вышло. Поэтому я просто лежал и смотрел в потолок, и, когда тени на стене моей спальни начали двигаться, я даже не испугался.
Я испытал облегчение. Господи, безумно звучит, но это правда. Когда они начали шевелиться, я уже знал, что это. И я не чувствовал себя плохо. Не знаю, как объяснить.
Я не чувствовал себя плохо.
Тени встретились на потолке надо мной, я не мог отвести от них взгляд и не мог пошевелиться. Я даже глаза закрыть не мог. И мне пришлось наблюдать за тем, как они сворачиваются, и растягиваются, и сливаются, до тех пор, пока не появился он. Он уставился на меня в ответ своим гладким лицом без глаз. Это белое пространство было ничем – и было всем. Из-за черных тентаклей и длинных конечностей, из-за углов казалось, что на нем костюм. Я понял, почему люди считают, что он одет именно так. Но на самом деле все иначе. Нет никакой одежды – ни рубашки, ни галстука, ни пиджака. Есть просто он, есть его силуэт. Тьма, которая движется. Тени, которые обрели плоть.
Черт! У него нет глаз, у него нет рта – ничего нет, только пространство, белое и черное, но я знал, что он смотрит на меня, знал, что он мне улыбается. Наверное, он улыбался, потому что я не мог пошевелиться, и ему это было известно, потому что я был в ловушке, и он это понимал. Но ощущалось это все совсем по-другому. Мне казалось, он улыбается, потому что хочет, чтобы я что-то узнал, что-то понял. Он будто пытался подбодрить меня. Будто ему было нужно, чтобы я что-то сделал, но он не хотел меня заставлять. Будто он хотел, чтобы я сам решился на это. И он смотрел на меня, а я смотрел на него, и тени извивались и переплетались. И вдруг у меня в голове все прояснилось, и я понял.
И тут же тентакли развернулись и стали спускаться с потолка, а я, кажется, закричал: я смотрел в белую пустоту, туда, где должно было быть лицо, и там больше не было улыбки, там был только леденящий холод, смертельный холод. Тентакли подбирались ко мне, и я кричал. У меня в голове была только одна мысль: я не должен позволить им коснуться меня, я не могу допустить этого. А потом я проснулся. Кажется, я кричал негромко.