Потому что с этой точки я увидел. Брызги и пятна крови густыми потеками спускались к террасе, и там, где они слились, на стекле виднелась фигура. Тонкий, высокий – гораздо выше меня – силуэт, из спины у него торчали руки и… Это было как…
Конечности. Тентакли. Господи! Так. Все! Я не мог на это смотреть. Я думал, что сойду с ума, если взгляну еще хоть раз. Я словно оказался на краю обрыва. Сорвись я с него – и никогда уже не смогу остановиться. Поэтому я вошел внутрь и закрыл за собой дверь. А потом разрыдался. Я уговаривал себя успокоиться, уговаривал прекратить это к чертям. Я ударил себя по лицу и беззвучно заорал, но слезы все лились. Как будто у меня в голове кто-то открыл кран и сорвал его. Не знаю, долго ли я плакал. Я знаю, сколько времени сейчас, и, кажется, знаю, когда услышал шум.
Но что-то не сходится. Прошло слишком мало времени. Такое ощущение, что оно утратило значение, что оно податливей, мягче, чем я думал, что его можно сжимать и растягивать, закручивать и рвать. Мне хотелось разбудить родителей и забраться в кровать между ними, чтобы они сказали, что все хорошо, что нет никаких монстров во тьме, что все у нас правда-правда будет в порядке.
Когда я наконец перестал плакать, я взял мусорный пакет и вернулся на террасу. Я не смотрел ни на кровавую фигуру, ни на то, что осталось от птиц. Я сразу прошел к маленькому сарайчику, где мама держит семена и подкормку, и взял небольшую лопату, которой папа чистит снег зимой.
Я сгреб все, что можно было сгрести, не глядя. Запах бил в нос, накатывали рвотные позывы, глаза слезились, я буквально чувствовал, как шевелилось то, что я скидывал в мешок. Кажется, что-то попало мне на руку, и тогда меня вырвало. Прямо в мешок, на кишки и перья. Меня рвало до тех пор, пока внутри ничего не осталось.
Я убрал почти все. Осталась кровь – в швах между плитками на полу, на металлических ножках стола и стульев, на окне. Но самое худшее я убрал. Я завязал мешок, взял шланг и включил воду. На полсекунды я задумался над тем, не разбудит ли шум родителей, но потом понял, что мне плевать. Да и вряд ли они проснутся, раз уж их не разбудила пулеметная очередь из птиц, которые врезались в стекло с такой силой, что их разрывало на куски. Я смыл ужасную кровавую фигуру со стекла, ополоснул мебель и пол, загнал грязную воду в слив. Когда я закончил, много где еще оставались красные пятна и розовые потеки, но с ними уже ничего нельзя было сделать. А пока я нес тяжелый, теплый мешок через квартиру и коридор к мусоропроводу, голос у меня в голове повторял, что переживать из-за крови не стоит.