Пока Лида мешкала, подбирая новый объект, Женя, не мелочась, уронила с потолка в углу здоровенный кусок штукатурки. Правда, он давно откололся и держался лишь на тонком слое краски.
Теперь Игорь. Его цель — старый, много раз склеенный стул, на который все боятся садиться. Интересно, что скажет Нина Анфилофьевна, когда узнает, что мы разгромили весь кабинет?
Осечка! Стулу хоть бы что. А ведь Игорь бил сильно — все почувствовали! Игорь страшно краснеет. Преподавательница не даёт ему второй попытки: предлагает сразу найти ошибку. Ищем сообща, стараясь не обидеть Игоря, а поддержать его. Ей быстро надоедает нас слушать.
— Думаете, я расколола стекло? Нужно слишком много грубой силы. Нет, я вскипятила воду. Ищите слабое место. Все усилия направляем на слабое место! Понимаем?
Забавно! Железная тётка казалась такой самостоятельной. А она подражает начальнику. И в чём? Всего лишь в манере говорить.
— А если бы стакан был вообще без воды?
— Пузырёк воздуха в стекле можно тоже нагреть…
Стул с тихим стуком медленно разваливается и оседает на пол.
— Клей, — сообщает Игорь. — Старый, засохший клей. Ещё немного подсушил…
Лида, не мудрствуя лукаво, отрывает тем же манером полоску бумаги от оконного стекла.
— А теперь: вишудха, анахата, манипура, — говорит преподавательница. — Что будет с целью?
— Сердце — любовь…
— Цель полюбит меня, хи-хи…
— Цель притянется.
— Разбитое склеится… Вместо разрушения — созидание.
— Произойдёт желаемое, цель будет достигнута!
И снова мы азартно режем пространство незримыми лучами…
А вечером в свободное время пробуем проделать то же самое самостоятельно. Ничего не выходит! Разве что у Игоря, но он — не с нами. Вот каким мощным полем Маргарита Андреевна накрыла нас во время занятия!
Единственное, чему вовсе не уделялось внимания в нашей подготовке, — провидение. Меня вроде бы проверяли на провидение при отборе в Школу — когда поднимали среди ночи. И ещё раз то же самое проделал наш главный психиатр и гипнотизёр Михаил Маркович уже осенью.
Он разбудил меня среди ночи и попросил предсказать его будущее на год вперёд. Но перед моим мысленным взором возникла его сестра — Аглая Марковна — и никуда не желала отодвигаться, стояла как вкопанная. Женщина очень дородная, она представилась мне худой и измождённой. Болезнь? Аглая Марковна осталась в Ленинграде, с ней из-за блокады не было связи. Должно быть, Михаил Маркович беспокоился. Но что бы я ни сообщила, он ничего не сможет поделать. И я промолчала, соврав, что ничего не получается. Не знаю, какие выводы сделал Михаил Маркович, но после того случая ночные визиты больше не возобновлялись.