– Имр, – сказал он; не звук даже, а какое-то бульканье, будто Квакшу проглотил.
Она радостно подпрыгнула.
Она произнесла его слово, точнее, попробовала, а он ответил ее словом. Они оба знали, что поговорили, и в этом суть. Этого было довольно.
С того времени она начала искать Дарра там, где, как она думала, он жил, – в открытой и солнечной части леса, где они впервые встретились, – и грустила, если не могла найти; Дарр же шпионил за поселением, злился, потому что ее всегда окружала толпа детенышей или взрослых, будто она принадлежала им всем. Когда им удавалось встретиться наедине, они повторяли выученное слово, а потом пробовали сказать другое; оба хорошо умели подражать чужим кличам, хоть и не знали, что́ произносят.
Вскоре стало понятно, что она не может говорить на его языке, как Ворона, а он точно так же не способен говорить на ее наречии: различное устройство рта, гортани и языка не позволяло этого. Но, слово за словом, за лето они научились разбирать на слух речь другого. Так они потом и общались: она говорила на своем языке, он – на своем, и постепенно они начали понимать друг друга. В языке Дарра Дубраули совсем немного слов – она его называла «наречием Ка» по тому первому слову, которое повторила, тому, что слышала чаще других, – но они так меняют смысл в разных тональностях и ситуациях, что она училась медленно; ему же приходилось запоминать огромное количество ее слов, и все они для него звучали одинаково, зато каждое имело только одно значение. Со временем он приспособился вставлять некоторые ее слова в свою речь, а она – его слова, загадочные, те, для которых в их родных языках не находилось перевода.
Странное дело: если знаешь имя, вроде бы получаешь власть над названным. Когда Дарр выучил слова «копье», «телега», «горшок» и «корова», эти вещи отделились от всех прочих и стали одновременно самими собой и его собственностью. На то, чтобы понять другие вещи, ушло больше времени. Дарр видел, как она подает клич в толпе сородичей, и только один из них оборачивается, чтобы ответить. Как так? Она сказала Дарру, что позвала человека по имени.
– По какому имени? – уточнил Дарр Дубраули.
– По его собственному, – ответила она. – По имени, которое принадлежит только ему одному.
Они сидели на скале, с которой Дарр Дубраули смотрел на свою первую битву. Теперь они редко расставались, если только он не улетал к знакомым Воронам, которых раздражало ее присутствие, ее когте-палка и ее голос, или если она уходила в свой «дом» к родным, которые не хотели, чтобы Ворона постоянно возилась где-то рядом. «Птица смерти» – так она сказала, а потом упала на землю, закрыла глаза и замерла неподвижно («смерть»), подпрыгнула, размахивая руками («птица»), и указала на Дарра. Его имя или название его рода.