«Какого черта он вздумал меня разыскивать, — со злобой подумала Оксана, — начнутся оправдания, объяснения — он не смог, «был просто в отчаянии, понимаете — банкет, а я — научный руководитель, как обидеть диссертанта», — а мне наплевать на эти оправдания, я через… — Оксана взглянула на фосфоресцирующий циферблат часов, — …через два часа уезжаю, и я очень рада, что вы не встретили меня, глубокоуважаемый корифей, и в благодарность уделю вам эти два часа, посидим в зале ожидания, поговорим о нашей любимой структуралистике, о языке племени аранта».
Она встала и пошла к светящейся в темноте красной надписи «Выход».
Павел стоял у справочного бюро, широко расставив ноги в ладных хромовых сапогах. Вся фигура его и выражение лица говорили, что ждет он здесь давно, но ждать не устал и готов стоять вот так, спокойно глядя перед собой, еще очень долго. Он не видел Оксаны, и она, остановившись на лестнице, вдруг почувствовала такую благодарность к нему, и радость, и чувство освобождения, что не могла даже его окликнуть, — не справилась с голосом.
— Как ты отыскал меня? — спросила она хрипло и торопливо откашлялась. — Как хорошо, что отыскал!
Они стояли очень близко друг к другу, совсем рядом, и Оксана не боялась смотреть прямо в его привычно, словно от яркого солнца, прищуренные выцветшие глаза.
— Мы должны ведь были с тобой в одной гостинице остановиться, — пояснил Павел, и Оксана почувствовала, что краснеет, краснеет медленно и очевидно.
— Я просто…
— Я понял, — перебил он, — то есть мне показалось, а когда приехал — спросил у администратора. В общем, двинулся по всем отелям, всё обшарил и не нашел. Позвонил в аэропорт — и решил сюда. Знаешь, стою уже и думаю: ну куда может деться человек, у которого в городе ни родственников, ни знакомых? Даже нервничать начал. Где твои вещи?
— Ты что хочешь делать? — испугалась Оксана.
— Поедем, устрою тебя в гостиницу.
— Но у меня поезд в два двадцать.
— Ерунда. Завтра уедешь.
— Нет, — Оксана покачала головой и вдруг развеселилась. — Знаешь, мы не встретились с тобой вчера, давай встретимся сегодня, вон на той скамейке.
— Там много людей. Я знаю другое место.
Зал для депутатов был пустынен. Огромная люстра под потолком не горела, и лишь в дальнем углу светился абажур монументального торшера.
Высокие окна наглухо закрыты плотными портьерами, и там, за ними, шла жизнь перрона, но они не слышали ее, занятые друг другом, своими далекими и милыми только им воспоминаниями и речами.
— Так сколько лет ты уже председатель?
— Пять. Ну, ты погоди, что мы все обо мне? — Павел взял ее руку, положил на свою огромную, твердую и гладкую, будто отполированное дерево, ладонь. — Ты-то как? Знаешь, мне еще там, в вагоне, показалось, что ты недовольна собой или своей жизнью. Я ошибся?