— Нет.
— Правильно. Ты же веришь в приметы, а это — хорошая.
Я позорно проспала. А они нарочно меня не будили.
Когда, открыв глаза, я увидела непривычно четкие желтые квадраты на клетчатых шторах, то поняла сразу, что солнце уже высоко, потому что никогда раньше эти квадраты не светились так ярко.
Может, все уже уладилось с Чучиком, мелькнула предательская мысль, и мы сейчас позавтракаем и поедем, сначала по знакомой дороге в Серпухов, неподалеку от которого, в новом городе, построенном на высоком берегу Оки для ученых, казалось, еще так недавно проходила я в одном из институтов преддипломную практику. А дальше, за Серпуховом, начиналась неизвестная земля и города, названия которых весь год звучали нам музыкой дальних странствий: Чернигов, Винница, Каменец-Подольский, Коломыя, и там, за ними, вставали темные, неведомые Карпаты.
Во дворе, на площадке для стоянки автомобилей, открылась мне знакомая картина. Из-под крошечного горбатенького жучка-«Запорожца» торчали длинные ноги мужа, рядом с ними, заглядывая в темноту под кузовом, присел Петька. В ответ на глухо звучащие, отрывистые приказы он протягивал гаечные ключи.
Заметив меня, Петька выпрямился.
— Мамочка, — сказал он ласково, — здесь ведь близко, пешком минут пятнадцать, может, ты…
— Нет, — громко сказал из своего убежища муж и выполз из-под машины, — нет! Поедете вдвоем. — Он начал опускать домкрат.
— Но мы ведь еще хотели колеса переставить, ты же сам сказал, надо по схеме…
— Обойдется. — Муж вынул из-под рамы домкрат, распрямился, и я вдруг увидела, какое усталое у него лицо, как от долгого привычного сидения за столом поднялось правое плечо.
«Наверное, нелегко ему приходится в своем почтовом ящике».
— Ты чего? — вдруг спросил муж.
— Так. Подумала, что лучше тебе было бы в хороший санаторий поехать, а не сидеть весь месяц за баранкой.
— Так мы ж в смену, или ты уже отказываешься?
— Нет, не отказываюсь, если не будешь командовать, когда переключать скорости и как тормозить.
— Должен же я тебя по-настоящему ездить научить.
— У тебя свой стиль, у меня — свой. Ну, я быстренько смотаюсь. Мне Петька ни к чему.
— Пускай едет, — твердо сказал муж, и я поняла, что на этот счет у него есть какие-то свои важные соображения.
В знак протеста Петька, усевшись рядом со мной, раскрыл Моммзена и, когда подъехали мы к лечебнице, выходить из машины не стал, не отрываясь от книги, буркнул: «Ты поскорее!»
В Лешиных владениях была тишина, только сухое щелканье счетных костяшек доносилось из-за высокой, окрашенной в скучный коричневый цвет двери. Из угла вестибюля на меня безучастно смотрели сквозь мелкую решетку маленьких, поставленных друг на друга железных ящиков больные кошки.