Пашка воспринял это как-то всерьёз.
— Можно матрацы на пол постелить и всем вместе ночевать.
Ванесса тоже проснулась и решила пошутить:
— Меня возьмёте?
Все женщины похихикали. Что с них взять — бабы.
Через минуту молчания, Бабка спросила:
— Слышь, Витольдовна, а как ты там… у внешников-то, в начальниках оказалась.
Ванесса помолчала, потом скупо ответила:
— А ты как думаешь?
— Ну, то, что ты хирург, это понятно. Там не так уж много специалистов. А как ты согласилась? Это же… Это — гадко. Это же — предательство.
Мазур помолчала, помолчала, потом выдала:
— Хорошо. Я объясню… Вот скажи мне, Мила, почему… Почему, когда меня забрали, никто ничего не предпринял? Никто не попытался меня отбить. Спасти. Почему?
— А что мы могли сделать с автоматами против брони?
— Но ведь бросать товарища в беде, это же — гадко.
— А ты, что — хотела, чтобы мы все за тебя погибли?
— То есть — вы хотели жить?… Не хотели умирать?… Так и я тоже, Милка, хотела жить. Вы-то ушли, живы — здоровы, а со мной знаешь, что делали? Рассказать? Рассказать?!.. Я просто хотела жить. И я объяснила этим уродам — с кем они имеют дело. И я поднялась до начальника секции.
— Капо? — подковырнула Бабка.
— Не ёрничай, подруга. Ты же что-то не кинулась освобождать меня из плена. Ты меня банально предала. Бросила на произвол судьбы. Понятно?
— Ванка, у меня же ребёнок. Случись со мной что, Анечка бы погибла.
— Знаешь что… Если бы не я, она бы точно погибла. Когда ты с ребёнком попёрлась в караван, ты о чём думала?
Бабка судорожно вздохнула.
— Когда я оказалась в Полисе, и мне рассказали — что Анюту ждёт… Я решила заработать на «белую» любыми способами… Нет, на панель я не пошла. Заработки там мизерные. Но если бы там платили много, то я бы и в бордель устроилась. Я когда узнала, что сенсы в цене, я сразу начала с караванами ходить. Зарабатывала хорошо… Ну, неплохо… По сравнению с рейдерством и трейсерством конечно — мизер. Но я и этому была рада. Экономила на всём… Потому и попали. Но я всё сделала, чтобы вырваться с фермы… И вырвалась! А ты на них работала. Ты людей резала.
— Милка, прости, но ты дура.
— Это почему? Что, я, по-твоему, должна была ребёнка бросить? Или что ты имеешь в виду?
— Пошевели мозгами. Подумай.
— Нет уж, ты скажи.
Бабка села на кровати.
— Объясни мне, дуре, — в чём это я ошибаюсь?
Ванесса, после долгого молчания, заговорила:
— Как ты думаешь, то, что вас с Анечкой поместили в один бокс, это случайность? А то, что к вам никого не подселяли, это тоже случай? И то, что до тебя всё никак очередь не доходила на изъятие органов, это думаешь — в порядке вещей? Или вас, совершенно случайно, решили перевести на восточную ферму? А бойцы Полиса, думаешь, совершенно случайно напали именно на этот караван? А то, что в моей секции людей кормили нормальной едой, это случайность? А то, что в других местах доноров резали без наркоза, и только в моей секции была закись азота и анестезиологи, это как? Чья это заслуга? А то, что только в моей секции охрана не издевалась над донорами — женщинами? А то, что в моей секции доноров не привлекали к хозработам? Как, по-твоему, — это всё случайность? Подумай… Что бы было с вами, если бы не я?