– Мы понимаем друг друга без…
– Словаря, – говорит Брит.
– Иди сюда. – И я ее целую.
– Стой, я еще жую! – Брит проглатывает марципан и тоже меня целует.
Мы перестаем болтать ногами. Кажется, что вокруг все замерло. Ради этого ощущения стоит жить. Когда я открываю глаза, то вижу, что из‐за угла кто‐то за нами наблюдает. Это Джо. Она сводит глаза к переносице и целует воздух, а потом исчезает. Я фыркаю от смеха.
– Что такое? – спрашивает Брит.
– Ничего, – отвечаю я. – У тебя смешная футболка.
– Я тебя люблю, – шепчет Брит.
– Тоже тебя люблю, – отвечаю я и тут же понимаю, что пропустил слово «я» в этом предложении, но исправлять себя было бы странно, поэтому я молчу.
– У меня было такое ощущение, что ты хотел еще что‐то сказать про тот вопрос об эволюции в тесте, – говорит Брит. Голос у нее хрипловатый и тихий, так говорит только она. – Ты явно не договорил. Почему? Мне интересно, что творится у тебя в голове.
О’кей.
– Понимаешь, – пытаюсь объяснить я, – это будто про меня самого. Про мою корейско-американскую идентичность.
Она слегка сжимает мою ладонь и ждет, пока я продолжу. Сперва я не понимаю, почему мне так тяжело об этом говорить. Но на самом деле я просто лгу самому себе. Я прекрасно понимаю, почему мне тяжело: в конце этого разговора мне придется признать, что между мной и Брит существует одно принципиальное различие, различие в самой нашей сущности, а я не готов признать, что это различие существует. Брит, мудрая, чуткая, нежная Брит, хочет она того или нет, принадлежит к белому большинству, что дает ей определенные привилегии (опять же, хочет она того или нет).
– У меня такое чувство, что я не могу прибиться ни к одному из берегов и живу словно на какой‐то странной далекой планете в ссылке, – скороговоркой выпаливаю я. Об этом очень сложно говорить, но я делаю над собой усилие. – Я не являюсь в достаточной степени корейцем. И при этом я недостаточно белый, для того чтобы в полной мере чувствовать себя американцем.
Пока я думаю, что еще сказать, Брит начинает говорить:
– Мой папа назвал тебя самым что ни на есть настоящим чистокровным американским подростком. Он сказал, что понял это, еще когда в первый раз тебя увидел. Ты ему очень нравишься.
Прямо так и понял? Да неужели? Потому что для большинства людей чистокровный американец – это…
– Для большинства людей чистокровный американец – это белый, – говорит Брит.
Я внимательно смотрю ей в глаза и вижу в них бесконечно повторяющееся отражение нас двоих. Совершенно неожиданно мы оказались на новой для нас территории. Мы с Брит начали говорить на трудные темы. Это шаг к тому, чтобы открыть ей неприглядную правду: мои родители – расисты.