Тук-тук.
– Ты там передернуть решил? – спрашивает Брит через дверь.
– Как ты догадалась? – отвечаю я. Потом пишу «ха-ха» Джо и удаляю все сообщения.
* * *
Свадьба проходит на большом корабле, который никуда не плывет. Это старый круизный пароход, построенный для какого‐то белого богатея, который жил в тот век, когда еще не было подоходного налога и HR-департаментов. «Он занимался самообразованием и всего добился сам, откладывая каждый заработанный цент», – говорится в туристической брошюре.
Я складываю брошюру и кладу ее в карман, чтобы показать потом Кью во время очередной нашей беседы об американской мифологии. Во время последнего нашего разговора мы как раз обсуждали вариации историй на тему «День, когда я разбогател».
Торжество проходит на открытой площадке в передней части корабля (интернет утверждает, что эта часть судна называется носом). Здесь все украшено атласными лентами, кружевом и композициями из белых гиацинтов, которые наполняют воздух запахом меда и ванили. Мы сидим, освещенные галогеновым солнцем. Вокруг океан звуков – скрипят металлические части парохода, плещется вода за бортом, с высоты доносится остинатокр-р! кр-р! кр-р! – сотен тупых чаек.
Звуки прекрасные – глубокие и неожиданные. Я включаю диктофон. Надеюсь, удастся поймать на запись все. Не я один сижу сейчас с девайсом. Все триста гостей снимают на фото и видео все, что видят. Свадьба Кунг Хе станет самым хорошо задокументированным событием за всю историю этого судна.
Мама сквозь очки для чтения смотрит на телефон – фотографирует папу, который фотографирует меня. Единственное, что выдает папино ранение, – это едва заметная под одеждой повязка. В остальном он ничем не отличается от других нарядно и торжественно одетых гостей.
На свадьбу приехали мамы с папами, древние halmeoni (бабушки) и harabeoji (дедушки), одетые в традиционный ханбок. Есть и спящие младенцы. И маленькие собачки в роскошных колясочках. И маленькие дети, бегающие кругом в дорогой кожаной обуви с блестками. Здесь есть и подростки вроде меня, а также девушки возраста Джо, если, конечно, она уже приехала.
Церемония бракосочетания происходит на корейском, поэтому я понимаю не более пяти процентов сказанного. Я наклоняюсь к папе, и он тихо переводит мне на своем безумном английском:
– Он говорить: «Тело женщины – как церковь, собор. Мужчина – голова, женщина – тело. Внутренность церковь делать ребенок, так называемое непорочное зачатие, Иисус Христос Всемогущий. Он родиться, он умереть, хлынуть кровь, всех осквернять грех».
– Спасибо, пап, – шепчу я и снова сажусь прямо.