Наконец Джо устраивается у меня на коленях и поправляет волосы. Типа: «Вот и я. Привет». Мы долго смотрим друг на друга, залитые лунным светом. Окна начинают запотевать, хоть они и приоткрыты. Мы с Джо превратились в звезд любимого всеми романтического фильма. Мы чувствуем, что скоро начнется следующая сцена.
Мы целуемся долго и страстно, потом останавливаемся для того, чтобы перевести дыхание.
– Я хочу тебя, – говорит Джо. – Давай?
Я вижу, что ей ужасно страшно было в этом признаться. Я вижу это в ее глазах. Я чувствую это в аромате ее кожи. Потому что любовь – это самое страшное, что есть на этом свете. Любовь – это всемогущая синяя рука, спускающаяся к тебе с неба. Тебе остается только сдаться ей на милость и молиться о том, чтобы не упасть с высоты и не разбиться.
Я хочу ей ответить, но в горле пересохло. Я откашливаюсь.
– Давай, – говорю я.
Мы снова целуемся. Сильная синяя рука куда‐то нас тащит. Мы не знаем куда, это пугает, но мы не сопротивляемся. Моя рука ныряет под футболку Джо. Я уже прикасался к этому месту раньше, но теперь, когда под моей ладонью лишь обнаженная кожа, все совершенно иначе. Джо воспринимает мое прикосновение как приглашение к действию и прикасается ко мне, и через секунду ее руки уже скользят по моему торсу, изучая меня жадно, но нежно.
Я вдруг возненавидел футболку Джо. А Джо – мою. И футболки летят прочь. Я уже знаю, где застежка на лифчике Джо, и быстро его расстегиваю. Она случайно задевает локтем кнопку на руле – би-и-и-ип! – и мы смеемся.
– Оно откидывается? – спрашивает Джо, имея в виду кресло.
– Да, – отвечаю я, протягиваю руку и нажимаю на кнопку.
Спинка кожаного сиденья медленно – просто целую вечность! – опускается и под конец издает нелепый звук, похожий на громкий пук. Это разряжает обстановку, мы смеемся, прикрывая рты. А потом оба замираем: неужели мы это сделаем?
Да, сделаем.
И мы это делаем.
Динь-дон, динь-дон. Это папа моет шваброй пол у входной двери.
Динь-дон. Надо мной танцуют в воздухе три мухи. Жарко. В Южной Калифорнии после зимы сразу наступает лето. Шоколад уже в холодильной камере. На мне одежда в теплых оттенках черного – черно-оранжевые штаны и черно-коричневая футболка с надписью Kraftwerk. Все браслеты тоже в теплых оттенках черного.
Кажется, что все по‐прежнему. Я Фрэнк, в Магазине жарко, папа, как обычно, моет пол. Но на самом деле все сильно изменилось. Жарой мир будто хочет напомнить мне о том, что скоро наступит лето, школа закончится и все мы отправимся в колледж: я, Кью, Джо. Но об этом я пока не хочу думать. У папы под рабочей футболкой теперь есть небольшой круглый шрам, гладкий и блестящий, как капля краски. Хотя, увидев папу, вы бы и не догадались, что в него стреляли. А что нового у меня?