– Фрэнки-младший, ты хотеть пива или чего? – спрашивает папа. – Привет, Джо, рад тебя видеть.
Папа заносит в комнату упаковку из шести бутылок – индийский светлый эль или что‐то типа того, говорят, хорошая штука, – ставит все это на пол, словно еду в клетке для странных животных, а потом уходит. На этот раз Сборище происходит у Кимов.
– Папочка, – слышится мамин голос, – не давать алкоголь.
– Они сдать тест, можно расслабляться, – отвечает папа.
Да, это правда. Сегодня утром я разделался с тестом. Хотя такое ощущение, что это тест разделался со мной.
Сначала я чихнул в свою брошюру с вопросами (занимательная книженция), правда, у меня не было ничего, чем можно было бы вытереть нос, разве что самой этой брошюрой. Потом у какой‐то девчонки зазвонил телефон. Ее так и выгнали бы с экзамена, если бы не пылкая трехминутная речь о том, что она мечтает стать педиатром. Это представление было занимательным, но очень меня отвлекло. Упэшники собрались на улице у флагштоков. По тому, как все пинали засохшую траву, я понял, что они, как и я, собой недовольны.
– Нет, ребят, до конца еще далеко, – сказал Пол Олмо. – Мы еще сотрем себе задницы во время подготовки ко второму тесту.
– Сотрем себе задницы? – переспросила Найма Гупта.
– Ты понимаешь, о чем я, – отвечает Пол. – Ладно, давайте isang bagsak.
Isang bagsak – это такая филиппинская фишка, когда все начинают одновременно хлопать и хлопают все чаще и чаще, чтобы потом закончить одним общим хлопком. Пол еще называет это «хлопком единения». Наш хлопок единения вышел каким‐то кислым и саркастичным. Сейчас, глядя на лица лимбийцев, я понимаю, что у всех них в голове одна и та же мысль: «Я мог бы написать лучше».
Я бросаю взгляд на пиво:
– Пап, да я вообще‐то не пью.
– И все равно спасибо вам большое, – говорит Джо, с улыбкой глядя на папу.
А она молодец. Папа некоторое время смотрит на нее, потом снова переводит взгляд на меня. Потом словно вспоминает, что в комнате есть и другие люди.
– Все сегодня хорошо поработать. Когда следующий тест?
Комната погружается в уныние. Папа только что вслух сказал, что до конца еще далеко.
Мама с папой уходят вниз играть с остальными родителями в ют-нори на большом пушистом норковом одеяле. Оно называется норковым не потому, что сшито из шкурок убитых норок, а потому, что оно мягкое и пушистое, как мех норки. Ют-нори – древняя игра, ей, наверное, миллион лет. Там надо кидать кости (только вместо привычных кубиков здесь толстые палочки, выточенные из березы) и двигать фишки по игровому полю. Мне кажется, это одна из самых первых настольных игр, когда‐либо существовавших в мире, но я не уверен. Надо будет потом проверить.