«Расистка», – пишу я. «Просто смех сквозь слезы, мой хороший». Мои пальцы замирают над экраном. Я никогда раньше не писал ей того, что хочу написать сейчас. «Я люблю тебя, сестренка». И тут же, моментально – Ханна еще никогда так быстро не отвечала – она пишет: «Я тоже тебя люблю, братишка. Надеюсь, что скоро увидимся», – добавляет она. «Ты собираешься приехать домой?» Я долго жду ответа, но Ханна не пишет.
– Это было мило, – говорит Джо, ущипнув меня за щеку.
Теперь я точно знаю, что значат слова «Я тебя люблю». С Брит сегодня вечером они звучали совершенно иначе, и значение их было мне непонятно. Теперь же я говорю их, потому что мы с Ханной оба знаем: однажды мамы с папой не станет и дом Ли больше не будет таким, каким его знал мир.
Останемся только мы с Ханной. И мы будем вспоминать наших безумных родителей, пытаясь собрать всю картину о них целиком. Но мозаика никогда не сложится. И будет сильно отличаться от реальности. Мы облажаемся, а потом мы оба состаримся и умрем. И на этом все закончится.
Глава 17
Все совсем по‐другому
Я открываю глаза. Мне холодно. Левая нога полностью онемела. Что‐то касается моего лица, и я не сразу понимаю, что это моя собственная онемевшая рука. Я оглядываю себя. Мое тело, свернувшееся калачиком, втиснуто в жесткое пластиковое сиденье в комнате для посетителей.
На улице начинает светать. Во рту застоялся привкус Nachitos.
– Который час? – бормочу я.
В поле зрения попадают Кью и Джо. Они смотрят на меня, еле сдерживая смех. В конце концов они сдаются и начинают хохотать. Вот так:
– Бха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Я приподнимаюсь. Все тело будто пронзают тысячи иголок.
– Что?
Теперь уже смеются и сотрудники больницы.
– Доброе утро, спящий красавец, – приветствует меня медбрат, который провел нас с Джо в папину палату. Судя по всему, его смена уже закончилась. – Твоего папу выписывают.
Я вскакиваю, но тут же снова падаю на стул.
– Долго я спал?
Джо с Кью все еще хохочут.
– Долго.
Потом Джо несмело показывает мне пальцем на зеркало. Я подхожу к нему и разглядываю свое отражение. Все лицо покрыто какими‐то цветными каракулями. Нет, не каракулями. Подписями.
– Я попросила всех сотрудников отделения неотложной помощи расписаться на твоем лице, – сообщает Джо. – А пока они это делали, ты храпел. Ты проспал четыре часа.
– Мы любим тебя, Фрэнк, – говорит девушка, сидящая за стеклом.
– Твой папа поправится, – добавляет кто‐то другой.
– Он в эфире, сюжет про него! – говорит администратор и жмет на кнопку пульта, чтобы сделать новости погромче.
– Начинаем утренний выпуск «Проснись, Лос-Анджелес!» с репортажа из Хэнкока, – говорит ведущий. – Прошедшая ночь стала ужасной для этого района. По сообщениям полиции, этой ночью белый мужчина в возрасте приблизительно тридцати пяти лет устроил в четырех торговых точках стрельбу и ранил пять человек.