В общем, к чему я это всё вспомнил: атмосфера в нашей семье очень напоминала гадюшник моей работы из прошлого мира. Тоже хитросплетение интриг, хитростей, каких-то внутренних подстав, а так же — та же строгая, но очень чёткая иерархия, суть которой… ну, как в армии: «Кто кого может гнобить». Сержант дрючит рядовых, сержанту вставляет пистоны младлей, младлею — старлей, и так далее… не, вы не подумайте: я не служил, признаюсь честно. Тихо откосил в своё время, когда было не очень дорого и не очень сложно. Но, волею судеб, был всё же очень наслышан о местных порядках, пусть и очень приблизительно.
Так вот… место Тринадцатой — где-то под плинтусом. Её гнобили даже те, кого она сама бы, я думаю, с лёгкостью могла бы нагнуть. Вроде той же противной «Тройки», которая, сколько я на неё не смотрел, отчётливо придумывала план мести.
Я же, снова скосился на свою, уже порядком остывшую тарелку. После чего, дрожащей рукой, зачерпнул полную ложку и поднёс её ко рту…
В это же мгновение, заметил, кстати, что вернулась Вторая, неся котелок, на этот раз с ароматно-пахнущим вторым (тавтология однако, но что поделать). Овощи, в подливе. Она, кстати, даже не поморщилась, заметив, что котелок из-под супа не только «не уменьшился» в плане объёма содержимого, но лишь добавился; впрочем, я это отметил уже краем глаза, а пока… пробовал «Творение УП».
Вот, положил его на язык. Вот, начинаю жевать…
М… м… сглотнул. И вдруг обнаружил, что оказался под перекрестьем взглядов моих товарок: они замерли, но в их глазах так и играло предвкушение… Двойка, кстати, тоже встала в ступоре, не смея, как мне показалось, даже дышать.
— Ребят, зря вы на неё ругаетесь, — сказал я, наконец, полностью проглотив содержимое. И, надо заметить, нисколько не кривил душой: да, солоновато, горьковато, сладковато (даже не спрашивайте, как такое возможно), вязко, и складывается ощущение, будто бы жуёшь тину, но, суммарно — вполне съедобно. Если, конечно, перебороть внутреннее отвращение. Уже совершенно не боясь, я зачерпнул вторую ложку, да и ловко отправил её в рот. И, жуя, добавил: — По сравнению с той баландой, которой меня кормили на зоне — королевский ужин.
— Ба-ла-ндой? Назонэ? — упс! Не заметил, как перешёл на родной язык. Нет, должен признать что даже у меня, носителя, в местных реалиях он выходил… ну… с некоторым акцентом, точно бы у иностранца, пусть и неплохо владеющего оригиналом. А Восьмая, всё ещё пребывая в точечном офигевании (у неё даже бровь дёргалась… и уши!), только и нашла в себе силы, чтобы переспросить. На что я слёту ответил: