Каранни брызнул в него водой.
— Жены твои плодовиты, Урси Айрук?
— Рожают без устали, божественный…
— И речи их сладостны?
— А иначе я бы повырывал им языки.
— Войди в воду, Урси Айрук, — предложил царевич, — поплавай со мной, взбодри свои мышцы. Ну, живее!..
Дебелому коротышке Урси Айруку ничего не оставалось, как раздеться и нырнуть. В воде от холода он весь покрылся гусиной кожей, но, перемогая себя, подплыл к царевичу.
— Девиц для меня приготовил? — спросил Каранни.
— Девиц? — растерянно осклабился Урси Айрук. — Да… Конечно. Наши храмы…
— Ну что ж, ладно хоть храмовых блудниц мне предлагаешь, — засмеялся Каранни, обрывая его на полуслове. — А своих юных прелестниц небось подальше упрятал, старый бык!
Обхватив голову Урси Айрука сильными ручищами, Каранни окунул его в воду и, сильно ударив кулаком в висок, отпустил. Тот раза два всплыл над водой и исчез совсем. Каш Бихуни подмигнул царевичу: мол, правильно поступил.
Урси Айрука с трудом разыскали и вытащили из воды. Он был уже бездыханным.
Каранни как бы в досаде всадил в землю меч и воскликнул:
— Какая беда приключилась, а, люди?! Затмилось мое солнце! Я потерял своего хорошего друга, увы…
Сопровождающие его родоначальники принялись наперебой утешать престолонаследника… И Каш Бихуни умильно изрек:
— Такова воля богини Цовинар, мой повелитель! Что тут можно поделать…
Утопленника подняли на колесницу, обложили его оружием, цветами, зелеными ветками и повезли в Дзюнкерт. У самых ворот Каранни спешился. «Мой отец относился с терпимостью к смутьяну Урси Айруку. Но тому это было только во вред…»
Каранни оборвал свои размышления и приказал всем, кто его сопровождал, прикрепить к знаменам черные ленты.
Траурное шествие обрастало народом. Тут уже были все жены и наложницы Урси Айрука, его сыновья и дочери. Плач и причитания делались все громче и громче.
А царевич тем временем высматривал в толпе юношей, намереваясь пообещать каждому, кто пойдет к нему воином, трех невольников и надел поливной земли.
* * *
Урси Айрука похоронили с почестями. Даже Каранни сказал прощальное слово. Верховный военачальник Каш Бихуни мысленно торжествовал, что вот-де будет у Страны Армянской суровый и сильный царь.
После поминок Каранни уединился с Каш Бихуни. Пантерой метался он по комнате из конца в конец.
— Никому ничего не прощу! Пусть хоть под семью замками скрывают свою непокорность, от меня ничего не упрячешь. Каждому смутьяну не миновать кары моего небесного покровителя.
— Похвальна твоя решимость, царевич, — сказал Каш Бихуни. — Тот, кто слишком добр с подвластными себе, не может быть царем.