— Но укажи хоть малую возможность облегчить существование человека!
— Нет ее…
Речи Таги-Усака бросили в дрожь людей Арбок Перча. Заметив это, предводитель поспешил сменить тему разговора.
— Однако приехавший по повелению своего властелина Каранни, ты так пока и не изложил, чего он хочет.
— Скорее, я прибыл сюда по желанию царицы. Она, которая ценит тебя, считает зятем, советует тебе вновь присоединиться со всем отрядом к цареву войску.
— Этому не бывать! — решительно воскликнул Арбок Перч. — Я верю в свою силу.
— Понятно, — сказал Таги-Усак. — Будь я на твоем месте, мой ответ был бы таким же. Однако царица жалеет и тебя, и свою приемную дочь Ерес Эпит. Она удерживает царя, не дает ему выслать войско против тебя. Но гнев Каранни велик.
— Я понимаю.
— Тогда будь здоров.
— Счастливого пути. Больше тебе сказать нечего?
— Есть, пожалуй, — проговорил Таги-Усак. — Пожалей свою жену. Я приметил, она в ожидании. На этом прощай.
— Прощай. Но, может, тебе есть еще что-то сказать?
Таги-Усак улыбнулся.
— Как видишь, я теперь жрец. Если попадешь в беду, можешь рассчитывать на меня.
С этими словами он вышел.
Арбок Перч долго смотрел вслед своему собрату и мысленно пожалел его: наверняка однажды падет от руки Мари-Луйс или сам покончит с собой из-за нее, непременно так будет…
* * *
После коронования Каранни властители земель и провинций заспешили восвояси.
Но Каранни под тем или иным предлогом все не отпускал их. Новый город был удивительно веселым. Каш Бихуни расквартировал Драконов полк неподалеку от бань, в длинном приземистом строении. Там же поставил и лошадей. Воины без устали острили в адрес посетителей бань. Особенно доставалось молодицам.
— Э-эй, красавица, отчего твое лоно пустует?
— Из-за таких бесталанных, как ты, — смеясь, отвечали девушки. — Вы разве мужчины?
— Не отдалась еще храму?
— Жду твоего приглашения, черный бычок!..
Большое оживление царило на базарах, в лавках, где торговали дорогими диковинными товарами. Всему этому покровительствовала царица. Она радовалась восшествию супруга на трон. Но это только внешне. Душа ее была опустошенной, лишь печаль гнездилась в ней. Царя обрела ценою потери мужа, какая уж тут радость…
В день коронования Мари-Луйс дала понять Нуар, что ей не следует присутствовать в храме на торжественной церемонии. Неприязни к Нуар она не испытывала, но теперь уже боялась, как бы та сама не заполыхала ненавистью к ней. И при этом горевала. Горевала, вспоминая, что сама, своими руками перекрыла источник, утолявший жар ее души. Но ни о чем не жалела. И ни на минуту не забывала слова Каранни о том, что он прощает ей грех, если она его и допустила. «Все это не так, супруг мой, — мысленно не раз твердила Мари-Луйс. — Чтоб привести тебя к победе, я бы и на большее пошла. Но я не требую расплаты…»