Грозная буря взбушевалась в ее душе.
Вскоре Каранни, попрощавшись с царицей и двором, вместе с Нуар и в сопровождении Драконова полка отбыл в летнюю резиденцию. Все происходило, как подобало по ритуалу, с посещением храма с молебствием. Но Мари-Луйс отчетливо видела, как царь спешил прочь из Куммахи, прочь от нее.
С отъездом мужа обида в душе Мари-Луйс обернулась безысходностью. В бреду отчаяния она желала смерти Таги-Усаку, Нуар и всем-всем. Часами мысленно разговаривала то с Таги-Усаком, то с Каранни. Молила последнего не покидать ее, не порождать в ней неизбывной злобы. Корила, что забыл о силе ее чар, что не знает и знать не хочет того, что это она бросила к его ногам царя Мурсилиса. Только она, и никто другой!
В такой муке она проводила день за днем, лишь изредка приходя в себя и пугаясь того, что становится рабыней чувственности, как последняя храмовая жрица.
Жизнь стала непереносимой. Черные мысли, черные думы, душа полна яда…
Каранни отбыл в летнюю резиденцию, и город словно вымер.
Он отбыл вместе с Нуар.
Царица приказала не зажигать вечерами огня в ее покоях и отгородилась от всех и всего, как в клетку замуровалась.
* * *
Мари-Луйс сообщили, что верховный жрец Арванд Бихуни строит новый храм неподалеку от столицы, в провинции Тил.
Царица взъярилась:
— В честь кого воздвигается?
— В честь бога Солнца и богини Нуар.
В свое время она разрушила храм бога Солнца и богини Нуар. И что ж, теперь снова?..
— По чьей воле возводится этот храм? — спросила она.
— По воле царя Каранни.
«Как же она околдовала его, эта Нуар! О боги, не зря я решила уничтожить вас!..»
Мари-Луйс стала необычно раздражительной, резкой. Часто просто впадала в ярость, говорила так, что трудно было понять, что ей по нраву, а что — нет. Часами простаивала перед зеркалом, вела споры со своим отражением. Кто бы подумал — да и самой ей прежде и в голову бы не пришло, — что отчуждение супруга может так ее потрясти.
Мари-Луйс не призвала к себе верховного жреца, ждала, пока сам явится. И тот пришел, не заставил себя долго ждать.
Царица пригласила для участия в беседе несколько человек из придворных. Арванду Бихуни она предложила сесть дальше всех, на последнюю подушку. И он понял, что ему придется солоно, но, не подавая виду о своей догадке, сел и довольно спокойно заговорил.
— Великодушная богиня Нуар добра и щедра к нам! — сказал он. — Ее волею полнятся воды Евфрата, наливаются колосья наших нив!..
— Что это ты вдруг стал возносить хвалу преданной забвению Нуар? Есть особая нужда?.. — спросила Мари-Луйс.
— Да, великая царица, есть нужда. В народе толки всякие. Люди боятся, как бы наше забвение не прогневало богиню Нуар. Неровен час, обезводит Евфрат, погибнут на корню и хлеба…