— Какой вертихвостке? Ничего я не драл и не ломал. Идите лучше проспитесь.
— Это твоему папаше проспаться надо, а еще лучше — просохнуть! — ужалила соседка. — А то глядишь, ненароком с ним случится чего…
— С алхимиками и их близкими редко что-то случается, — подходя к двери, как бы между прочим обмолвилась я. — А вот с их врагами… Несварения, галлюцинации, внезапные приступы… Это уже зависит от квалификации и степени обиды зельевара.
Тамарин поперхнулась. А я с видом «вам просто послышалось, говорю же: добрый вечер и хорошего вам здоровьичка» прошла мимо. Даже улыбнуться не забыла.
Генри вошел в дом за мной следом.
— Нари, слушай, поделись секретом, на каких курсах учат так виртуозно язвить. Я эту оголтелую тетку полчаса не мог вразумить.
— То не курсы, то врожденный дар, — просветила я кузена. — Кстати, о каких розах речь? Не о тех, что растут под нашими окнами?
— О них. Кто-то поломал вчера кусты, вот Тамарин и взбесилась.
Узенький палисадник со стороны двора когда-то был разделен между четырьмя семьями нашего дома поровну. Но так получилось, что склонности к садизм… — хм — садоводству и огородничеству ни у кого в семействе Росс не обнаружилось. А вот у нашей соседки оной было в избытке. Потому-то она тихонько и захватила полностью нашу часть палисадника. Мы не возражали. И все было почти мирно до сегодняшнего дня…
Мне даже стало любопытно, из-за чего взвилась Тамарин. Поднялась к себе в комнату и выглянула в окно, которое выходило во двор. Внимательно осмотрела розовый куст, росший как раз между окнами близнецов и бабушкиной спальни. На нем всего-то и был сломан один стебель. А в целом пышности и колючести он не утратил. Странно…
Я пожала плечами, закрыла створки и задернула шторы. Мне нужно было еще разбираться с формулой, выписанной сегодня в библиотеке, и с заданием по мономерным структурам.
Заснула уже за полночь. И в этот раз ко мне опять пришли они. Частые гости — кошмары.
Демоны моего прошлого приходили во сне всегда одинаково: я проваливалась в колодец из мрака. Липкого, вязкого, без надежды выбраться или проснуться, пока не переживу ту ночь заново. И лишь когда я, захлебываясь в немом крике, доходила до самого конца кошмара, то могла открыть глаза.
На сей раз все повторилось, как и тысячи ночей до этого. Я очутилась в густом чернильном тумане. Десятилетняя. В старом платье и стоптанных башмаках. Стояла на мостовой, продрогшая до костей. Чувствовала, как холод сковывает тело, душу, разум. Мамы больше нет. Она умерла. Всего час назад я держала ее холодеющую руку, смотрела в ее глаза, которые стали на миг удивительно ясными. А ее взгляд… острый настолько, что можно порезаться… Я слышала ее последние слова. Она произносила их с трудом, захлебывалась кровью из сгорающих от болезни легких. «Возьми… Сохрани… Спрячься у Морриса… Талисман… Они будут искать тебя… Ты ключ».