Императорский Китай в начале XV века (Бокщанин) - страница 9
К последователям К. Витфогеля можно отнести В. Т. де Бари и отчасти Ч. О. Хакера [186, 163–164; 213, 38–39], к тем, кто разделяет мнение В. Эберхарда — американского исследователя Лo Юн-бана. Последний, в частности, доказывает, что любые решения, исходившие от императора, были на деле плодом коллективного творчества и отражали интересы многих заинтересованных слоев [218, 51, 70–72].
Отмеченные проблемы ставятся учеными в широком историческом и социологическом плане без применения к какому-либо узкому конкретному периоду. Но в той или иной степени — как общее к частному — они имеют отношение и к истории Китая начала XV в. Выявление конкретных особенностей социального строя и специфики деятельности государственной машины в рассматриваемое время может быть полезным для уточнения поднятых выше спорных вопросов.
Считаю своим приятным долгом выразить благодарность сотруднику Отдела Китая Института востоковедения АН СССР Ду И-сину, оказавшему мне помощь при трактовке наиболее сложных мест в переводе староязычных китайских текстов, а также всем товарищам, принявшим участие в обсуждении рукописи данной работы.
Глава I
Обострение внутриполитической борьбы в Китае в конце XIV в.
Политическая обстановка в стране во времена царствования Чжу Юань-чжана
Ночью 24 июня 1398 г. в покоях императорского дворца в Нанкине умер Чжу Юань-чжан[3] — основатель династии Мин. После того как всей стране было предписано плакать по усопшему и семидневные траурные церемонии завершились погребением его тела в заранее подготовленной гробнице Сяолин под Нанкином, 30 июня был обнародован манифест о вступлении на престол внука старого императора — Чжу Юнь-вэня[4].
Внешне все выглядело вполне традиционно: кандидатура наследника была избрана заранее, что оговаривалось в манифесте-завещании, составленном еще при жизни Чжу Юань-чжана, ритуал погребальных процедур осуществлен согласно древним образцам, манифест 30 июня содержал положенные для данной ситуации статьи и славословия. Однако в этом манифесте, обнародование которого само по себе являлось данью сложившейся в Китае традиции, обращает на себя внимание одно интересное обстоятельство. Среди стандартных фраз, возвеличивавших покойного монарха, и обещаний наследника следовать его наказам и наставлениям своеобразным диссонансом звучат слова: «Я начну вводить преобразования в политике» [16, цз. 11, 787]. Конкретный смысл этого обещания в документе не раскрывается. Вместо этого идут весьма расплывчатые сентенции: «Всегда подходили [в политике] и щедрость, и строгость… Добродетельна лишь хорошая политика. Политика [же] заключается в пестовании народа. Нужно уважать слова древних мудрецов и тогда можно достичь процветания…» [16, цз. 11, 787]. Эти фразы выдержаны полностью в традиционном духе и скорее затушевывают намерение преобразований.