— Ты малость побудь один. К начальству сбегаю, глотку подеру. — И Витя живо представлял, как Василий с зажатой в кулаке кепкой, с мазутными разводьями на щеках, врывается к начальнику цеха:
— Мне что! Я обратно на станок пойду. Я не пропаду. Сколько можно с термистами собачиться, товарищ начальник? Давайте отпускайте обратно на станок. На хрена мне нервы трепать, я свои деньги и так возьму.
Поступки Васильевы казались Вите крайне незамысловатыми, так что он сразу пропитался превосходством над этим бойким, разухабистым человеком, и только посмеивался над его корявым лукавством, усвоив с ним этакий нахраписто-фамильярный тон («Вася, кой черт я около тебя как привязанный? Имей совесть». — «Правда что. Давай, Витька, дуй на все четыре стороны. Успеешь еще, прокоптишься»). В общем, практика протекала спокойно, и даже с известной долею приятности.
Безмятежные дни были прерваны государственной нуждой: подписка на заем. Мастеров собрали у начальника цеха, где им и было сказано:
— Отвечать будет каждый персонально. Сто процентов охвата — премия, недобор — накажем, останетесь без прогрессивки.
У Василия на столе пухла пачка незакрытых нарядов, прекратились ежедневные скандалы с контролером Володей Сивковым, окончательно распоясалась ученическая братия, днями зубоскалящая в закутке у наждачного круга — некогда, некогда пустяками заниматься, Василий и Витя полную смену, без перерыва, проводят разъяснительную работу.
Говорил Василий:
— Костя, ты чего буркалы прячешь. Слышишь?! Мать твою… Я те к концу месяца сто часов подпишу, корпус от дробилки дам…
— Иди-ка ты, Вася, к чертям собачьим. Ты мне один раз дашь сто, а я цельный год платить должен.
— Десятку в месяц жмешь, куркуль. Убудет тебя?
— Убудет. А за куркуля я тебе счас врежу…
— Пропиваешь ведь больше, темнота…
— Зато в свое удовольствие.
— Костя, предупреждаю. Я с тобой чикаться не буду. Попомнишь у меня. Ты что, последний день работаешь?
— Ладно, гад. Давай бумагу. С кишками вытянешь…
Говорил Витя:
— Товарищ Михеев, вы поймите, вам же от этого польза будет: построят новый магазин или детский сад.
— Мне уж на пенсию скоро.
— Внуки ваши пойдут…
— Ничо, бабка с ними посидит.
— Нельзя же так, товарищ Михеев. Надо сознательным быть. Все-таки вы кадровый рабочий, с вас пример берут…
— Кто это?
— Да все. Молодежь цеховая. Что она скажет?
— Да хоть что. Деньги-то я не ейные отдать должен, а свои.
Витя бессильно вытирал пот, и тогда снова вмешивался Василий. И вроде всех убедили, всем разъяснили, подписалась даже уборщица тетя Феня, седенькая, сгорбленная, причитая, сморкаясь, но все ж таки добровольно нацарапала свою фамилию.