Улыбнувшись этой нелепой мысли, я двинулась дальше, но, когда дошла до плохой копии, которую приметила ночью, мое веселье пошло на убыль, словно поток крови, который изливается из смертельной раны. Ночью я не заметила имени на портрете. А теперь мои глаза уткнулись в подпись: "Маркиз де Салютар". В памяти тотчас всплыл рассказ Энгуса о том, что этот портрет написал блестящий художник, состоявший при французском дворе и во время революции окончивший свои дни под ножом гильотины. Большая часть работ несчастного художника была уничтожена, а самого маркиза де Салютара убили, когда он вместе с другими аристократами переправлялся через Ла—Манш в поисках желанной свободы.
Как французский маркиз оказался среди Трамвеллов? Если он был дальним родственником, то логичнее было бы поместить его портрет не в ряду предков, а где–нибудь над камином. А может, эта картина просто–напросто закрывает пустое место? И прежде здесь висел совсем другой портрет?
В дверях столовой возник Страш с подносом, заставленным посудой, и обыденное занятие дворецкого вынудило меня вернуться к реальности. Возможно, портрет маркиза де Салютара висит здесь лишь потому, что удачно закрывает на стене пятно. А Трамвеллы не захотели, чтобы заплесневел один из их предков…
Хорошо бы еще разок взглянуть на Лилию и Фиалку, но Страш вышагивал по холлу с такой величавой неспешностью, что вполне мог побить все рекорды по части медлительности. Мне же не хотелось в его присутствии разглядывать портреты — у дворецкого мог возникнуть вполне резонный вопрос: откудаэтоу особы, страдающей амнезией, прорезался такой интерес к изобразительному искусству? Надо бы вернуться в столовую или же в гостиную и затаиться на время.
Когда я поравнялась со старинными часами, стоявшими в нише, их хриплое тиканье сменилось оглушительным трезвоном, словно напоминая: драгоценное время проходит впустую. Шанталь по–прежнему неуловима. Мод Крампет также не спешит в "Кельи". Может, растянуть лодыжку? Наверняка сестрицы Трамвелл призовут наподмогумедсестру… Если так все пойдет и дальше, ничего не останется, как прибегнуть к этой уловке. Еще немного, и я почувствую себя арестанткой, полностью отрезанной от внешнего мира.
Взявшись за ручку двери, я замерла. Отрезанной?! Но ведь есть же телефон! Сколь бы старомодны и экстравагантны ни были сестрицы Трамвелл, телефон–то у них наверняка имеется. Ни в столовой, ни в гостиной я аппарата не видела, значит, он где–то здесь, в холле! И если действовать быстро и бесшумно, то вполне можно исхитриться позвонить Гарри… Я бросилась поднимать со столов и стульев кофты и шляпки, заглядывать за вазы, отодвигать занавески, нырять под столы и копаться в многочисленных сундучках. Все впустую! Уже сам собой напрашивался вывод, что сестры устояли перед телефонным искушением, как раздался странный прерывистый звонок. В "Кельях" все–таки имелся телефон! И как раз сейчас он звонил. Причем где–то здесь, в холле! Куда же я не заглянула? Дзынь–дзынь–дзынь. Быстрее, Тесса! И внезапно меня осенило. В шкафу под лестницей! Присев на корточки, я открыла маленькую деревянную дверцу, сунула руку в темноту и извлекла нечто, что вполне могло сойти за старую кость из запасов Минервы. За костью тянулся длинный хвост, и я довольно улыбнулась — все в порядке! От внезапной удачи у меня даже немного закружилась голова. Поднеся кость к уху, я скороговоркой произнесла: