К другим Катарина готова была.
Но Хелег… он, конечно, давал понять, что работа Катарины ему не по нраву, что он предпочел бы видеть ее в секретариате или, на худой конец, в архиве, или еще где-нибудь, в месте более подходящем слабой женщине. Катарина отшучивалась.
Он отступал.
И теперь вот.
— Не за что, — кривоватая усмешка, и лицо его становится жутким. Одна половина его в тени, другая напротив подсвечена восходящим солнцем. И оно, настырное, пронизывает кожу, растворяет ее будто, и кажется, что рядом с Катариной сидит мертвец. — Я не думал, что они всерьез решаться использовать тебя.
…конечно, скука.
…или Кричковец решил, что учитель ему больше не нужен? Или не в нем дело, но в игре? Да… и отсюда письмо… он ведь иначе мог бы составить его, но нет… бабочка-намек и только… и сколько этих писем пришло, прежде чем кто-то обратил на них внимание?
— Надеюсь, ты не обиделась? — поинтересовался Хелег.
Опять с мысли сбил.
— Нет.
— Хорошо. Обиженные женщины по меньшей мере выглядят глупо, а мне бы не хотелось, чтобы наш дорогой… коллега, — он выделил это слово интонацией. — Подумал, будто ты глупа…
Еще странность. Весь этот разговор не в характере Хелега. Он, случалось, раздражался.
Злился.
Но злясь, замолкал, замыкался, оставляя Катарину маяться догадками, в чем она провинилась. Или не она, но кто-то там, о ком она не имеет представления. Он варился в собственном раздражении, и лишь жесты становились резкими, нервозными, а в остальном…
…значит, это не случайность.
…и дело отнюдь не в таких мелочах, как банальная зависть, обида… что там еще? Нет, это игра другого плана, на одного зрителя, или скорей участника? В любом случае, эта игра Катарине была крепко не по нраву.
К счастью, они прибыли.
Катарина ждала… чего-то вот ждала, сама слабо представляя, чего именно. Не этого… холм? Нет, скорее пригорок. И дорога, сбегающая к речушке. В этом месте обычно ленивая Вихревка сплеталась в узкий водяной жгут. Она становилась глубока и норовиста, плодила водовороты и омуты, в которых по весне обычно вылавливали пару-троицу покойников. Глиняные красные берега поднимались высоко, и плотные с виду, каменные будто бы, их облюбовали ласточки.
Ласточки улетели.
А мост остался. Широкий. Поставленный на дюжину массивных опор, он, казалось, стреножил реку.
Дозорная вышка.
Пост.
И знамя, повисшее на флагштоке печальной тряпкой.
…ни оркестра.
…ни людей с цветами.
Лай собак, потревоженных гостями. И капитан, спешащий навстречу.
— Там это… стоит, — он указал на мост.
— Давно? — спросил Хелег.
— Да уж с полчаса… маячит…