И на полированной его поверхности отражается желтое солнце лампы. Слева шкаф. В шкафу — серые папки одинакового размера. Справа — окно. На подоконнике круглый горшок с фикусом. И растение не выглядит заброшенным, напротив, фикус крупный, с лоснящимися листьями, по всему видно, что жизнью он весьма доволен.
— Решите… все решите… вы молодые, разберетесь сами… а вам рекомендовал бы не экранироваться.
— Я… не специально. Это свойство такое…
— Да, да… в вашем личном деле было… жаль, что уровень ваших способностей недостаточно высок, чтобы работать у нас… с другой стороны, способности — это еще не все… далеко не все… вот бывает, что способности хороши, а человек — дерьмо… или не дерьмо, но глуповат… или слаб… или еще что не так.
Он вздохнул.
— Давно надо пересмотреть нормы… для толковых сотрудников дело всегда найдется.
Работа?
В Особом отделе?
Катарина онемела. Он ведь не всерьез?!
— Всерьез, вполне всерьез… само собой, не сейчас, но на перспективу… могу ли я рассчитывать, что вы… подумаете?
— Да.
И если вдруг случится такое чудо, если… в родном Управлении Катарину, говоря по правде, недолюбливают. В этом отчасти ее вина… женщина, выбравшая мужскую работу… об этом и «Правда» писала, краткая заметка, но и она наделала шуму… в Управлении не любят тех, кто выделяется, а она выделяется.
Не по своей воле, само собой…
Просто так получилось. Дядя Петер предупреждал, что так оно и будет, а ей все казалось — преувеличивает.
Нет…
— Понимаю, — а голос у него мягкий, бархатный.
У Хелега пока не выходит говорить так, чтобы голосом очаровывать.
— Вы женщина, которая посмела не только бросить вызов мужчинам, но и превзойти их…
— Я не…
— Бросьте, Катарин, ложная скромность вам не к лицу. Вы умны. Проницательны. Это вы впервые заметили закономерность…
— Ее сложно было не заметить.
— Сложно. Согласен. Бабочки на телах… но их предпочитали игнорировать… с этим мы еще разбираемся…
Он говорил негромко, почти шепотом.
— …вы не просто поняли, что действует один и тот же убийца… вы заставили вам поверить… это ведь было непросто?
Непросто.
Серийный убийца?
В Хольме не может действовать серийный убийца, а книги, на которые ссылается Катарина, они ведь запрещены? Нет? Зря… все одно авторы их — познаньцы, а значит, заведомо неблагонадежные личности…
— Вам, если не ошибаюсь, запретили заниматься этим делом, но вы не послушали. Не побоялись угрозы увольнения…
— Он убивал. Я должна была его остановить.
Нольгри Ингварссон кивнул.
— Понимаю. Это и отличает хорошего следователя от плохого. Вы хороший следователь, — он постучал пальцами по столешнице. — И потому все это… в высшей степени неприятно.