Не супруге.
Супруги-то он побаивался, робел, и уж конечно, помыслить о такой глупости, как любовница, не смел бы.
— Она аккурат на вечернюю дойку шла, — продолжила меж тем кухарка, начисто сбивая с благостных мыслей.
…себе надо будет памятник из мрамору заказать.
…и чтоб золотыми буквами написали, что, мол, лежит под камнем сим достойная женщина, Аделия Гуржакова, верная жена, хорошая мать… и еще чего-нибудь.
Про скромность вот.
И вазы… может, заказать без надписей? Чтоб потом Гражинке перебивать не пришлось? А в вазах посадить розы, только белые.
— …и глядит, бричка, стало быть… а в ней этот ваш… Феликс который…
— Он не мой, — панна Гуржакова поморщилась.
Вот что за женщина беспардонная! Неужто не ощущает, что хозяйке не до того. Она, хозяйка, может, похороны свои планирует, это ж все подробнейшим образом расписать придется, а то с Гражинки станется доверить дело важное чужим людям.
И сунут в самый дешевый гроб.
…гроб из Хольма заказать надобно будет. Там самые лучшие делают, из черной березы, правда, этие дороговато выйдут, но похороны — не свадьба, один раз в жизни случаются.
— …и стало быть, не один, а с девкою. С дурной слободы.
— С чего ты решила?
Все ж разговор против воли панну Гуржакову заинтересовал. Не то, чтобы она поверила, все ж выглядел пан Феликс прилично, да и панна Белялинска, пусть и манерна чересчур, гонорлива, а все не из тех, кто мужу подобные шалости попустит.
Нет, было у них с панной Белялинской что-то общее…
…а внутри белый атлас…
…или не белый, но, скажем, алый? Не поймут люди, хотя черное с алым красиво… или лиловый? Зеленый-то бледнить станет, а она, мнится, и без того не зело румяною в гроб ляжет.
И ленты, несомненно.
Лиловые?
Или бирюзовые?
Бирюзовый ей всегда шел. Под цвет глаз… но глаза-то закрыты будут… тогда лиловый. А может, слоновая кость…
— Так а что, не видала она девок с Дурной слободы? Ха! — кухарка ловко перевернула блинчик, который уже зарумянился. — Рожа размалевана. Сиськи голые… срам.
Она бы сплюнула, да плевать на своей кухне панна Гуржакова не дозволяла. Меланхолия меланхолией, а порядок порядком.
— Все одно глупость, — она отодвинула чашку с кофием. — Пан Феликс на такое бы не позарился. Вздумай он любовницу найти, отыскал бы кого поприличней.
Панна Гуржакова блинца-то взяла.
И сметанки свежей зачерпнула.
Маслица бы… но маслице в ее возрасте для печенки вредно, а от больной печенки лицо становится желтым, нехорошим.
— Так в полюбовницы-то да, — согласилась кухарка, на хозяйку глядя с непонятным умилением. — А ему для другой надобности.
— Какой?