— Тише ты…
— Это все знают… и беспокоятся… император болен, наследник идиот, императрица нелюдь. Что нас ждет?
Ничего хорошего, если так.
— …а они конкурсы устраивают… почему? Понятно же… ищут кого-нибудь своему…
Она добавила слово, которое вообще к людям применять не стоит, не говоря уже о том, чтобы к отпрыскам правящей династии. И бледная губа оттопырилась, а в подведенных глазах блеснула такая лютая ненависть, что Лизавете стало крепко не по себе.
Но она по-прежнему делала вид, будто всецело увлечена шествием.
Вот императрица добралась до середины залы. Повернулась к подданным. Вот расступились фрейлины, двигаясь столь слаженно, что любой караул позавидует. Императрица подняла руку, и в зале наступила тишина.
— С преогромной печалью вынуждена сообщить вам…
…ее голос был негромок, но диво дивное, слышно было каждое слово. А женщина зашипела…
— …выставит неугодных, — бросила она, поднимая руку. И сверкнул тоненький браслет в виде змейки, до того умело выполненный, что казалась эта змейка живой. Тронь и развернется, зашипит, а то и ужалит чужую наглую руку.
— Мы пристально наблюдали за конкурсом… и в полной мере оценили усилия, которые…
— …недолго ей осталось.
— Прекрати!
На них все же обернулись, хотя и не Лизавета, благо, выдержки и опыта хватило оставаться неподвижной, и выражение лица держать соответствующее: восторженно-удивленное.
— …а потому сочли возможным…
— Нелюдь, — едва слышно прошептала женщина. — Проклятая нелюдь… проклятая…
…список отстраненных и вправду был длинным, хотя… конечно, Лизавете думалось, что будет все иначе.
— …и мы сочли возможным поставить… во главе…
Она слушала речь императрицы, в то же время стараясь расслышать еще что-то, ведь люди переговаривались, пусть тихо, шепотком, но… кто-то удивлен.
Или возмущен.
Кто-то проиграл… стало быть, ставки принимают, тут Лизавета не ошиблась. Кто-то… молчал, но выразительно так. И стало вдруг неуютно, показалось, что попала она в самую середину круговорота, который, того и гляди, подхватит, закружит, затянет в темные глубины человеческой ненависти.
Но почему?
— Вот посмотришь, — сказал кто-то над самым Лизаветиным ухом. — Скоро наступит наше время…
— Наше — это чье? — не удержалась она от вопроса.
И как ни странно, ей ответили:
— Человеческое.