…то есть, был кто-то еще, кто раскрыл девице глаза и вложил в прехорошенькую голову правильные мысли.
— Я полагаю, это тот же человек, который написал сестре письмо…
— Какое письмо?
— То, в котором рассказывалось, где меня найти, — Святозар поморщился, впрочем, гримаса вышла на редкость уродливой, ибо часть лица осталась неподвижна, а часть будто судорогой свело. — Я много думал, кто это мог быть, но…
— Не придумали?
— Нет… и в связи с этим я осмелюсь повторить вопрос. Как она умерла?
— Ее задушили.
Святозар прикрыл глаза. Он стоял, раздумывая над чем-то, а Димитрий не спешил прерывать молчание, тоже раздумывая в свою очередь над тем, как быть с этим…
Доложить придется, но…
Процесс над священником?
Чудовищные обвинения, на которые, мыслилось, у него найдется чем ответить? Как он сказал? Обе стороны… и если подумать, если приглядеться пристальней… не стоит, и вправду, как знать, что увидишь.
— Позволено ли мне будет взглянуть на тело?
— На тела.
— Сколько? — он не выглядел удивленным, этот человек, который легко — и как виделось, с немалой радостью, — готов был принять новую свою судьбу.
— Две.
— Задушены?
— Да.
— Невинны?
— Да.
— Тогда, если возможно, я бы хотел взглянуть на обеих. И предваряя ваш вопрос. Я не уверен… я пока не уверен…
…госпожа Кульжицкая велела заложить экипаж. Она больше не показалась, отправив вместо себя озлобленную тень, по недомыслию притворявшуюся человеком. Агнешка морщилась, кривилась и, казалось, с трудом сдерживала кипящие страсти. А Димитрию припомнилось, что существа, подобные ей — все ж человеком в полной мере она уже не являлась — частенько сходили с ума.
— Будьте вы прокляты, — она все же плюнула в спину и отскочила, повернулась, и ворох юбок поднялся, обнажив толстые распухшие ноги.
— Простите ее, — Святозар залезал в экипаж боком, морщась, но не жалуясь. — Ее гневу не найти выхода…
…а может, она?
Она верна Кульжицкой, но это еще не значит, что не способна навредить, пусть не хозяйке, с которой срослась душой, но самому роду. С другой стороны, отсутствие Агнешки наверняка заметили бы, да и во дворце особа столь яркая не осталась бы незамеченной.
Ехали молча.
Святозар перебирал четки, на сей раз простые, вырезанные из дерева и отполированные до блеска. Губы его шевелились, из прикрытого глаза сочился гной, а запах травки почти выветрился. Он выглядел одновременно и жалко, и в то же время…
…нельзя его казнить.
Мысль оформилась и прицепилась.
Нельзя и все тут. Пусть закон, правда и прочее, но…
…улицы.
Город. Булочники и газетчики. Старуха с бочонком прошлогодних моченых яблок лузгает семечки. И у ног ее рядятся голуби, курлычут. Старый пес дремлет под телегой, и урча, отплевывая клубы дыма, ползет по улочке новомодный экипаж. А за ним бегом, вереща от переполняющего их счастья, несутся дворовые мальчишки.