И никто уже не помнит про революцию.
Бунт.
Голод. Им, этим людям, начиная от старухи, заканчивая парочкой барышень в ярких платьицах, кажется, что так вот было всегда… и пусть кажется дальше.
Уже во дворце, в той его части, куда благородные люди старались не заглядывать, ибо делать там было совершенно нечего, Димитрий спросил:
— Кто-то еще из вашего рода мог выжить?
— Не знаю, — честно ответил Святозар. — Еще недавно я бы сказал, что сие невозможно, но… мне нужно взглянуть на тела.
В мертвецкую он вошел, и служитель, попивавший кофий, подскочил, согнулся в поклоне, а перед Димитрием он держался с обычною прохладцей. Надо же, что ряса с людьми делает.
— Вы позволите? Силы у меня остались, но я чувствую здесь другую магию… нечеловеческого свойства.
— Свяга.
— Отпускала души?
— Именно…
…интересно, а с теми, что заблудились на проклятых пустошах, девушка справится? Или… она одна, а их много, потерянных, обездоленных и наверняка злых на весь мир живой.
— Помешает? — поинтересовался Димитрий, пытаясь отделаться от этакого неприятного ощущеньица, что здесь и сейчас он лишний.
Святозар покачал головой и, откинув простыночку, склонился над телом. Он положил здоровую руку на грудь, а больную на голову. Прикрыл глаза.
Вдохнул.
И выдохнул в самые мертвые губы, наполняя их теплом и светом. И губы дрогнули, шелохнулись, а покойница раскрыла глаза.
— Ш… ша… — сказала она, забившись вдруг в руках Святозара. — Ш… шу… шур-шу…
— Спи спокойно, дитя, — он убрал руки, и все вернулось на круги своя, а Святозар потер переносицу и сказал: — Вторая где?
И эта отозвалась, задергалась, будто пытаясь подняться, вот только из горла ее донеслось сиплое рычание. Впрочем, стоило Святозару убрать руки, как и она затихла.
— Это не мой брат. И не кто-то из моей родни, — сказал он, вытирая руки полотенчиком, которое служитель подал с полупоклоном, не сводя с престранного батюшки взгляда. — Однако…
Полотенчико он протянул.
И осенил покойниц крестом.
— Хоронить их надобно на освященной земле, и скажите, чтобы на шею повесили цепочки серебряные, непременно с иконами. Пусть заступницы удержат…
Димитрий подобрался: вот только умертвий ему для полного счастья не хватало. И родне не прикажешь несчастным головы резать. А может… если сердце вынуть и чесноком набить… непорядочно, конечно, однако безопасность превыше всего.
— Сейчас не встанут, но если убийца позовет… я не уверен, что все сделал верно. Понимаете, в любом древнем роду есть свои тайны. Моя сестра полагает себя хранительницей, но на деле…
Он отошел от стола, разом меняясь, будто силы, недавно кипевшие в искореженном этом теле вдруг иссякли.