— К сожалению, слишком мало осталось тех, кто еще помнит смуту и не желает ее повторения. Прочие же… прочие шепчутся о том, как было хорошо до смуты…
Гребень вновь скользил по волосам, и те рассыпались золотым покрывалом, растекались по шелку одеяния, по атласу обивки, по ковру и камню пола, становясь частью сложного узора его.
— Однажды они уже уцелели… чудом… но во второй раз чуду случится не позволят.
Это Анна Павловна и сама понимала. Более того, порой ее несказанно удивляли и, что уж тут говорить, злили эти человеческие упрямство и глупая уверенность, что на сей раз все будет иначе. Что, если поднять бунт, небольшой такой бунт, только чтобы власть переменить, то все обойдется малою кровью.
И власть переменится.
И вольности вернутся. И подлое сословие с радостью примет возвращение древних обычаев. А если не с радостью, то кому какое дело?
— Лучше расскажи, что там? Вернулся хоть кто? — императрица вытянула руку, почти сунув ее в огонь, но пламя лишь ласково коснулось ладони, на которой проступила золотая чешуя.
— Вернулись… — Анна Павловна отложила гребень и взяла в руки книжицу. — Гуляковская, Игерникова и Завихина наотрез отказались покидать экипаж. Громко заявили, что будут жаловаться.
— Жаловаться — это хорошо…
Пламя соскальзывало с ладони, а пальцы императрицы оставались белы, каменны.
— Затеяла все Гуляковская, остальные просто…
— Просто, сложно… они уже взрослые. Замуж вот идти могут, детей воспитывать… чему они их научат?
Анна Павловна склонила голову, признавая правоту Ее императорского Величества, но сочла возможным заметить:
— Гуляковский-старший давно при вашем супруге советником, не из дрянных человек, обязательный. А вот жену ему нашли по титулу…
— А про другое забыли…
— Именно.
— И дочь?
— Всецело супругой воспитана. Она… весьма самоуверенна… батюшка ее в фаворе, оттого и позволяет себе несколько больше, нежели прочие.
— Что ж, — императрица руку из камина убрала. — Чужими заслугами долго жить не будешь… куда их послали-то?
— В дом призрения. В тот, помните, откуда жалоба была, что стариков морят?
Императрица кивнула.
— Подготовь им награды… по-достоинству. Кто еще?
— Сестры Артемьевы в сиротский приют зашли, имели премилую беседу с директрисой. Чаю попили. Оставили по сто рублей на сиротские нужды и удалились…
…весьма собой довольные.
Они даже позировали перед этим приютом, сами пригласивши газетчика, что следовало признать, было довольно ловко. Однако Анна Павловна не сомневалась: и этих ждет достойная награда.
— А директриса…
— Деньги, думаю, присвоила… у нее старшенький в академию поступил, а еще двое своих.