Меж тем князь разжился кофием и не только им. На круглом столике со слегка оббитым краем Лизавету ждали хлеб, ветчина и махонькие, с мизинчик, огурцы в банке. Банка была пыльновата, но огурцы… запах вновь пробудил к жизни желудок.
— Извините.
Димитрий махнул рукой и сам сказал:
— Чем рад… я тут многое не держу, а дергать кухонных… садитесь. Вам надо нормально питаться.
— А вы… — Лизавета потопталась. — Вы не могли бы… почистить?
Он вздохнул и покачал головой, покраснел слегка, признаваясь:
— Никогда она мне не давалась. Я могу попробовать, но есть изрядный шанс, что вы вовсе без платья останетесь. Я-то, конечно, компенсирую…
— Не надо!
Вряд ли можно компенсировать позор.
А Лизавета, кажется, и без того опозорилась… уехала своевольно, бросила всех, не дождавшись фрейлины. Исчезла, если подумать, что князь никому не сообщил о местонахождении Лизаветы и… и что о ней подумают?
Вот-вот.
Она не без опаски уселась в креслице, обтянутое изумрудным штофом и взяла кусок хлеба. Покосилась на князя, который с немалым любопытством наблюдал за нею, и положила на хлеб ветчину.
Кусок.
И даже два.
Взяла огурчик. Откусила. И зажмурилась: красота какая. Лизавета огурцы жаловала весьма даже, чем приводила тетушку в несказанное волнение, ибо любовь к соленым огурцам пристало выказывать девицам в положении, а Лизавета…
Она без положения.
Она для души.
И кофий, крепкий, сладкий, пришелся кстати.
— Спасибо вам, — она заговорила, лишь доев. — За… за все… и не волнуйтесь, я никому не расскажу, что вы здесь… что прячетесь.
…конечно, не расскажет, ибо Димитрий собирался взять слово, и отнюдь не простое. Оно-то, может, кто другой и обыкновенному обещанию поверил бы, но…
Рыжая сидела, поджавши ноги.
Глядела темными глазищами. И рыдать не пыталась, но соорудила себе еще один бутербродец, в который и вцепилась без малейшего стеснения. А он-то готовился, капли вон в кармане припрятал.
Успокоительные.
Капли, к слову, выписали князю по настоянию приятеля, ибо работа пренервная, вредная для здоровья. Вот бы и пригодились девицу успокоить.
Надо было ее в выделенные покои препроводить, кликнуть целителя там… а Димитрий в сад потащил.
В беседочку.
И там слушал, утешая… не то, чтобы рыжая жаловалась, скорее рассказывала сразу и обо всем.
Про Север… надо будет отправить туда добровольцев из университету, а то ж не дело, право слово, этакие таланты обретаются, а в столице про них ни духом…
…про тайгу.
…про обряды… родителей и переезд… случай… тут, конечно, Димитрий не больно-то понял, ибо у рыжей язык от усталости заплетаться начал, но разберется, всенепременно разберется. А после она вовсе уснула, уткнувшись носом в его плечо.