А он не придумал ничего лучше, чем сидеть, пока не озяб.
— Знаете, — она дожевала огурец, — а меня теперь, наверное, выгонят…
— Не выгонят.
Ее императорское Величество к талантам чужим весьма неравнодушна была, да и к Лизавете внимание и прежде проявило.
— А…
— Скажите, в самом-то деле, чего вы на конкурсе ищете? — спросил Димитрий и присоединил к просьбе толику магии. Может, конечно, и нехорошо… и очень нехорошо… ему доверяют, а он ментальную магию использует. Да и еще против человека беззащитного, ибо магическое истощение не только на магии сказывается. Лизавета растерянно моргнула, застыла, рот приоткрывши, и неожиданно произнесла:
— Вы даже симпатичный. Только замученный какой-то…
Догадалась?
И уводит беседу в безопасное русло? Или… очередная случайность? Не может же такого быть, чтобы девица без особых ментальных способностей…
…хотя…
…чему она еще на том Севере научилась?
А все академики, мол, только классическая наука… вот пусть и объясняют с точки зрения этой науки, как один маг-слабосилок на пустыре чудо совершил.
— И все же… — он уловил взгляд.
Темные глаза.
Черные почти. С блеском. С поволокой. И глядеть бы в них, глядется…
— Мужа… наверное… счастья, — она отвечала, не отводя взгляда, и было в том что-то донельзя… неправильное?
Как и в том, что он делал.
— У меня сестры… им учится надо, — пухлые губы шевелились. — Я не делаю ничего дурного… я не…
Зачем он ее поцеловал?
Не иначе, с усталости.
Конечно.
Поцелуй получился со вкусом огурца. А вот пощечина… вышла звонкой.
Лизавета бить князя не собиралась. Во-первых, чревато, во-вторых… просто само получилось. Может, и вправду в старую деву перерождается? Или во всем виновата жизнь ее бестолковая? В университете роману завести не успела, а после… сперва не до них было.
Потом же…
Газетная братия, она и сама нравов вольных, и людей иных полагает такими же. Вот и случалось… всякое… слов-то не понимают.
Пощечиною, оно вернее как-то.
— Извините, — Лизавета спрятала руку за спину.
— Это вы меня извините, — Димитрий потер щеку. — Я… право слово, не знаю, что на меня нашло…
Умопомрачение.
И на Лизавету тоже, если она сидит и жалеет, нет, не князя, а себя, дуру несчастную, которая и поцеловаться без приключений не способна. Оно, конечно, репутация репутацией, но… руку на сердце положа, ей ведь понравилось.
Она ведь…
Не то, чтобы совсем уж не целовалась, но тогда, давно, когда Лизавета почти уже влюбилась и согласилась на свидание с тем симпатичным парнем из огневиков… и прогулка была под луной. И даже стихи, которые ей читали, слегка запинаясь и местами перевирая строки. И букетик маргариток, выдранных с центральной клумбы.