Спорить с нею не стали.
В покоях княжны Одовецкой остро пахло травами, особенно полынью, что навевало не самые приятные мысли: полынь сыпали от клопов. Но не может же такого быть, чтобы во дворце и клопы водились? Нет, дело в склянках.
Или в мешочках, которые висели, прицепленные к гардинам цвета лосося.
Или вот в черном целительском кофре, широко распахнувшем пасть… в склянках и скляночках, в фарфоровых ступках и каменном пестике, отложенном в сторону. В зельях, которые княжна, презрев всякие правила — а они должны были существовать — готовила прямо в комнате.
Здесь же и чай поставила.
Как чай.
Спиртовка. Толстостенная колба, закрепленная на штативе. Вода. Травки… и мрачный взгляд, в котором виделось подозрение. Пожалуй, в любом каком случае Лизавета не рискнула бы этакий чаек пробовать. Но тут…
— Погоди ты с отрядами, — Таровицкая постучала блокнотиком по коленке. — Нам надо решить, что делать с людьми…
— А что с ними делать? Тяжелых госпиталь примет, с остальными я разобралась с большего… надо будет только следить, чтобы антисанитарию не разводили. И порошок против клопов раздать. Блох вычесывать, а лучше головы налысо обрить.
— Как каторжанам? — усмехнулась Таровицкая, принимая чашку с травяным отваром. — Думаешь, согласятся?
Одовецкая удивленно моргнула.
— Это вопрос здоровья.
— В том и беда целителей, что кроме здоровья вас мало что интересует. Ты вылечила и молодец, конечно… но дальше что? Пусть помирают, главное, чтобы здоровыми?
— На самом деле проблем несколько, — Лизавета решилась подать голос. — Жилье и работа. Будет место, где жить, будет возможность трудиться и получать деньги, они сами устроятся наилучшим для себя образом. Но…
Таровицкая сунула ворох мятых бумажек.
Списки, стало быть.
И надобно просмотреть. Большей частью женщины, пусть и крепкие, горного народа… это и плохо, такая кровь в городе приживается с трудом. Да и какая работа тут сыщется?
— Допустим… можно договориться с мастерскими, чтобы взяли детей на обучение… — Таровицкая крутила чашку и принюхивалась. Отраву выискивает? — Только… ученикам живется не сладко, даже тем, за кого платят. А мы сможем заплатить?
— Я — нет, — сказала Лизавета. — Разве что рублей пятьдесят…
…потому что ей жаль детей, но сестер еще жальче.
— Не думаю, что это станет проблемой, — Одовецкая перебросила косу за спину. — Сколько их там?
— Детей старше семи? Мальчишек… с дюжины две. Девиц — около сотни…
— Почему так?
— Потому что, блаженная ты наша, — ответила Таровицкая, — мальчишки почти все в шахтах остались, они с малых лет там работают. И девок берут, но не всех. Если семья побогаче, то берегут, чтоб потом замуж выдать. С выработок не больно-то рады брать…