Одовецкая фыркнула, но смолчала.
— Девиц можно в прядильни или, если кто половчее, то к швеям. Женщин…
— В прачки не пойдет, — Лизавета покачала головой. — Местные не пустят. Работы мало. Но они сильные, можно в пименокатни попробовать… или… только… они все одно… чужие городу.
Воцарилось молчание.
Задумчивое такое.
— А если… — Таровицкая почесала подбородок пером. — Если переселить?
— Куда?
— Так… к нам. Земель-то на Севере довольно. И у тебя, между прочим, хватает, что вовсе диких, что… проклятых.
— Это те…
— Именно. Местные там не селятся, хотя мы пятерых целителей вызывали, чтоб проверить. Все постановили, что безопасно. Даже избы поставили, чтоб людей приманить, но все равно ни в какую. Избы те уже, конечно, попорченные, следить-то некому, но подновить — все не наново складывать.
Одовецкая присела, опершись локотком на заваленный стол, глаза прикрыла.
— Думаешь, согласятся?
— Думаю, если дать подводы и пообещать подъемные на обустройство, то…
— Выбор должен быть, — Лизавета пролистала бумаги. — А еще, как у вас там с женихами?
— Что? — моргнули обе княжны и одновременно.
— Женщины, — Лизавета потрясла стопкой. — Здесь несколько сотен женщин, многие из которых очень надеются отыскать мужа. Хозяйство — это хорошо, но там его женской рукой не удержишь. Потому и спрашиваю.
— А ведь… — Таровицкая прикусила кончик пера. — Она права.
— И насколько я знаю, с невестами на Севере всегда было… туговато.
— Правильно знаешь.
— А если приданое…
— Не кидайся деньгами, — велела Таровицкая, — пригодятся еще… так, думаю, пяти рублей на обустройство будет достаточно. Кур дать… и коровы нужны…
— Лучше козы.
— Чем лучше?
— Едят меньше, а молока дают столько же, только надобно брать породы дойной. У нас при монастыре были…
— Доила? — Таровицкая лукаво усмехнулась, а Аглая лишь рукой махнула, пожаловавшись:
— Чтоб их… характер поганый. Но если молочная порода… под корову сарай нужен теплый, сена сколько. Сумеют ли заготовить? Успеют ли? Обоз порталами не потащишь, слишком уж дорого станет, а пока своим ходом…
— Может, ты и права…
— Значит, козу в приданое, а если берет вдову с дитями, то и две… — припечатала Таровицкая, что-то черкая в блокноте.
— А еще… — Лизавета поерзала, чувствуя, как вспыхивают щеки. Просто у них… козу, две, по пять рублей на обзаведение… а она что? Она ничего.
Выходит, бесполезная.
И поле зря восстанавливала. Хотя… нет, миру помочь — это всегда верно.
— Надо в газету написать.
— Зачем?
— Потому что… мы не можем всегда и всем помогать сами. Есть люди… разные люди. И среди них найдутся такие, которые с радостью помогут. Может, козой и не одарят, но… нельзя, чтобы люди про других забывали. Понимаете?