Императрица покинула кабинет, и свита удалилась с нею, кроме несчастной Анны Павловны, которую окружили девицы. И небось, у каждой имелся найважнейший вопрос.
— Идем, — дернула Лизавету Одовецкая. — Или тоже хочешь… показаться?
— В каком смысле?
Головная боль возвращалась, тягучая, выматывающая. И, наверное, будет неплохо прилечь, отдохнуть хоть бы с четверть часа.
— В обыкновенном. Или думаешь, что у них действительно что-то важное? Может, у кого-то и есть, но сомневаюсь, — Таровицкая заколола волшебную булавку в воротник.
— А что тут вообще было? — Лизавета, пользуясь случаем, отвернулась и потерла глаза, в которые будто песку насыпали.
— Ментальное воздействие… к слову, крайне неполезное для здоровья, — Одовецкая подпрыгнула на месте. — Что? Физическая активность — лучшее средство привести в порядок и тело, и разум… предлагаю продолжить беседу в саду, если конечно, у тебя нет иных дел.
Дела были.
Но Лизавета подавила зевок: все же следовало бы поспать. Однако она знала себя: любопытство врожденное уснуть не позволит.
В саду грело солнышко, пели птицы где-то в кучерявых ветвях и бабочки порхали с одного розового куста на другой. Этакая пастораль полнейшая.
— На самом деле оказывать ментальное воздействие выше третьего уровня на человека без письменного его согласия или же постановления суда незаконно, — Одовецкая наклонилась, пытаясь дотянуться кончиками пальцев до туфелек. Юбка ее некрасиво задралась, но Аглаю сие, кажется, нисколько не беспокоило. Выпрямившись, она подняла руки над головой и наклонилась сперва вправо, после влево.
— Мы договор подписали, — Таровицкая сорвала розу и понюхала ее осторожно так, будто и от цветка ожидая подвоха. — А с ним, полагаю, и согласие дали… на многое. Там некоторые формулировки были на редкость расплывчаты. Я папеньке говорила…
Лизавета подавила то ли вздох, то ли зевок. Она договор и не читала-то толком, а уж то, каким языком оные договора писались, и вовсе беда. Он ей казался куда сложнее, что латыни, что древнегреческого.
— Но зачем?
— Полагаю, цель двойная, — Одовецкая, воровато оглядевшись, стянула туфли и чулки. И босые узкие ступни ее оказались пятнисто-загорелыми. — Во-первых, понять, насколько мы к воздействию устойчивы… оно же слабеньким было, достаточно силы воли, чтобы противостоять.
И булавки.
Одовецкая топталась по траве и выражение лица ее было презадумчивым.
— А во-вторых?
— Во-вторых…, - ответила почему-то Таровицкая, — той, которая победит, придется присутствовать на многих официальных мероприятиях. И поверь, часто они, мало что тянутся часами, так еще и выдержки изрядной требуют. Попробуй на коронном приеме придремать или присесть…