— Кто знает, — ответила Авдотья, убирая револьвер под юбки. — Что? Думаете, нас тут друг к другу за просто так приставили? С револьвером, оно всяко удобней, чем без револьвера… а я тебя не помню.
— Дарья я, — девица стояла, прижавшись к стеночке, и дрожала. И была такою жалкой, что… — Из Меньшуковых…
— Меньшуковы… — Одовецкая сползла с подоконника. — Слышала… хороший род. А вот тебя я не помню.
Она нахмурилась.
— Меня никто не помнит, — вздохнула Дарья и пожаловалась: — Это дар родовой такой… я с ним… не очень хорошо управляюсь, особенно, когда нервничаю. Мне целитель капли прописал. Успокоительные. И еще масло мятное, чтобы шею мазать.
— Выкинь, — фыркнула Одовецкая, — только кожу пожжешь, давно уже доказано, что мятное масло на нервы никакого влияния не оказывает.
Дарья робко кивнула и, сделав шажок к ближайшей к ней кровати, спросила:
— А можно я тут буду… а то… я тужа ходила… сказали, что занято все и вообще…
…вещи, как и было обещано, доставили вечером, а вот князь… то ли позабыл, что обещался навестить, то ли дела, то ли просто понял, что с Лизаветой у них ничего-то общего быть не может.
Димитрий в подземелья спускался не без опаски.
Нет, Лешеку он доверял всецело, однако же само это место с красноватыми неровными стенами, с полом гладким, будто слюдяным, внушало безотчетный страх.
Здесь было…
Иначе?
Димитрий чуял силу, заключенную в камне, и та пугала, тревожила. Она была велика и неподвластна воле человеческой, а потому он прекрасно понимал, что, стоит этой силе вырваться, как не станет не то, что дворца, но и города с его рекой, каналами и мостами.
— Чужой сюда не пришел бы, — сказал Лешек очевидное, явно и самому ему было здесь неуютно. Вон, на щеках вновь чешуя поползла, на шею скатилась, обвила ожерельем драгоценным. В нем и каменья поблескивали, темно-красные, нехорошо напоминающие кровь. — А своих… я думал, что никого не осталось.
И не только он.
В конце концов, не подозревать же в самом деле Лешека. Или батюшку его в том, что заговор против себя устроили. А все одно к одному вяжется, и стало быть, кровь позволит Шапку заветную примерить. И народец царя нового примет, смуты опасаясь, и…
…кто смолчит.
…кто клятву принесет, ибо кровь — есть кровь. А недовольные… всегда они были, но что они смогут, когда альтернативы не будет?
Нехорошо.
Настолько нехорошо, что волосы дыбом встают.
— Я тебя позвал, чтоб ты на них глянул. И перенести надо будет…
— Матушка…
— Рассказал.
— А отец?
— И ему… он думает. Вспоминать пытается, но… — Лешек развел руками.
— А если…
…посадить внизу кого, чтоб пригляделся к месту этому… хотя кого? Первецова? Не та натура… Стрежницкий бы смог, он отчаянный до дури, однако слабый ныне, и опять же в деле завязан, а как — поди-ка, пойми….