Лешек покачал головой:
— Почует… и уже знает, что мы тут были. Здешняя сила на редкость своевольна, тем более кровь почуявшая.
— Стало быть, забеспокоится, — Димитрий решительно заставил себя не обращать внимания на препоганейшее ощущение чужого взгляда. Тот прямо давил, причем со всех сторон, будто сама гора присматривалась, не зная, схлопнуться ли стенам или пощадить дурака, который сунулся в место запретное. — Тех девиц он нам подкидывал, дразнясь, силу свою показывая, а вот этих спрятал. Только ты их все одно отыскал.
А как именно, спрашивать не стоило.
И Димитрий благоразумно не спрашивал: все ж у каждого человека свои тайны имеются. Лешек же вздохнул и, поведя носом, вдруг сорвался с места.
— Стой! — Димитрий бросился следом, матерясь про себя. Вот же ж неугомонный! А если там засада, если не одному князю пришла в голову светлая мысль ловушку устроить? Запахло паленым, и не просто паленым, запашок был еще тот, весьма характерный. Так пахнет мясо, на костре жареное… паленое… и дым черный появился.
Полыхнуло.
Громыхнуло. Толкнуло силой, с ног сбивая. И спиной по камням протащило, а те, знай себе, выступили, вытянулись иглами, зубами попытались ухватить. Димитрий попытался перевернуться, но камень врезался в голову и стало темно.
А еще обидно.
К рыжей так и не заглянул и…
…если выживет, то заглянет. Позовет на прогулку в какое-нибудь совершенно неподходящее для гуляний место. И будет стихи читать. Да, даже выучит пару для этакого-то дела…
Лешек почти успел.
Он почувствовал, как вздулся пузырь силы, того и гляди рванет, раздирая каменную подошву дворца, а с ним и сам дворец, слабый, будто бумажный. Он почти увидел, как по стенам расползаются трещинки, как становится их больше и больше, и дрожат, осыпаясь, золоченые потолки. Медленно падают хрустальные шары люстр, проламывая пол.
Кричат люди.
И кровь их лишь будоражит древнюю силу.
— Стой, — велел Лешек, переступив границу круга. И сила, почти вырвавшаяся на свободу, взвыла. Она, дурная, ярая, закружила, ощетинилась тысячей игл, приникла горячими ртами, желая лишь одного — выпить глупца, которому вздумалось играть в запретные игры.
Что он умеет?
Ничего.
Батюшка… он ведь не был наследником, и даже вторым в очереди, и третьим… ему открыли лишь малую часть, а после все сгорело…
…сожгли.
Потому-то, примеривши шапку треклятую, батюшка снял ее и велел убрать с глаз долой, не чувствуя за собою должной силы. И Лешек слаб.
…слаб, слаб, слаб.
Голоса кружили. А кровь текла по щекам, укрытым чешуей. И сила пила ее жадно.
— Стоять, — Лешек стиснул руку, в которой чувствовал повод. Вот его не было, а вот он есть, и сила подчиняется, играясь, превращаясь в жеребца с кроваво-красной гривой. Она взлетает, стегает по лицу, и на коже вспыхивают огнем полосы.