Врешь.
Не уйдешь.
Конь пытается встать на дыбы, визжит так, что пещеры трясутся…
…о чем только думал тот, который…
Конь хрипит и дергает головой, пятится, тянет за собой Лешека, посверкивает алыми бешеными глазами. Ну же, отпусти и сам жив останешься. Он бьет копытом, оставляя в камне огненные вмятины, и вдруг сам вспыхивает пламенем белым.
Обжигающим.
Тронь такое, и пепла не останется. Что, человек, сдюжишь?
— Хрен тебе, — просипел Лешек, подтягивая силу-коня поближе. — Сивка-бурка… вещая…
Конь закричал, и в ушах что-то лопнуло, потекло мокрое по шее, заставляя отвлечься, правда, ненадолго. Звон в голове мешал, однако…
— …каурка… встань передо мной…
Он подступал медленно, не способный сопротивляться, но еще не желающий признавать за Лешеком право командовать собою.
— …как лист перед травою, — Лешек отпустил повод и схватился голыми руками за пылающую гриву. Конь тряхнул головой, и Лешек оказался на узкой спине. Он как-то отстраненно отметил, что заалела, вспыхнула одежда. И огонь пополз по рукавам, коснулся волос. Тело мигом покрылось змеиной чешуей, и жар стал не то, чтобы невыносим, скорее уж вполне терпим.
А сила заплясала, пошла боком, зад подкидывая, норовя ссадить неудобного наездника. Лешек намотал на руки огненную гриву, стиснул скользкие бока и дернул:
— Пошла, волчья сыть… н-но!
И сила закрутилась, взвилась свечой. Содрогнулся камень, раскололся, принимая обоих. Они падали, и сила билась. Взметнулись огненные крылья, забили, норовя рассечь острыми перьями лицо. Лешек потянул гриву на себя. Привстал слегка, высвободил руку и уцепился за острое конское ухо.
— Дурить вздумала? — он крутанул его, заставляя силу присесть. — Я тебе…
Она рванула, полетела, сквозь землю и камень, потянула за собой, и Лешек знал, что, если не удержится, то не спасет его кровь полозова, так и останется камнем в камне, не живой, ни мертвый.
Гремели копыта.
Высекали черные искры. Дымился гранит, и становилось жарче. Жар проникал внутрь тела, и кажется, оно само уже плавилось, изнутри. Наполнялись кровью легкие, и Лешек кашлял, выплевывая темные сгустки, которые становились каменьями.
А конь летел.
Он вырвался на волю, закружил, поднявшись на крыло, понесся уже по небесам. И черные ноздреватые тучи проламывались под тяжестью его. А Лешек, дотянувшись до головы, ударил, что было силы.
— Не шали! — велел строго и, за второе ухо ухватив, потянул на себя. Конь затряс головой, но бег приспокоил и пошел ровно, гладко, будто признавая за Лешеком право. — Вот так… хорошая моя… застоялась? Давно тебя не выводили.