Чулочки тоненькие.
Панталончики батистовые, кружевом отделанные…
— Интересно? — спросил Лешек, тоже заглядывая под юбки.
— Хватит паясничать…
— Извини, — приятель разом посерьезнел. — Думаешь, не случайно?
— Что не случайно, то оно определенно, — Димитрий юбки опустил и поправил. Ножки сложил. Руки, горло обнявшие, распрямил. — Слишком все… театрально. Чулок этот, лепестки розовые…
— К слову, о лепестках… — наследник престола поднял один и, потерев, понюхал. — «Сюзанна». Из матушкиного сада… есть у нас свидетельница… точнее, не совсем, чтобы свидетельница…
…и чем больше он говорил, тем меньше эта история нравилась Димитрию. Почему-то он ни на секунду не усомнился, что речь идет о той самой рыжей Лизавете, которая гуляла вместе с монструозным чемоданом.
Совпадение?
Или… к девице стоило присмотреться. Он даже знал, кому поручит это дело.
Спала Лизавета на редкость спокойно, что с ней давненько не случалось. Сны ее обыкновенно было или тревожны, полны обиженных на нее людей, желавших отомстить, или же несли в себе воспоминания светлые о днях счастливых, но и тогда, даже во сне, она пребывала в уверенности, что это счастье недолговечно, оттого волновалась…
В общем, вот такие ночи, когда удавалось просто-напросто выспаться, случались редко.
И потому пробудилась Лизавета в распрекрасном настроении, и даже зеркало, отразившее слегка помятую, встрепанную девицу его не испортила. Выбравшись из постели, Лизавета потянулась, наклонилась влево и вправо. Слегка поморщилась, припомнив вчерашнее происшествие.
Писать?
С одной стороны, несомненно, сенсация, которых от нее ждут… с другой… как-то оно… непорядочно? Нет, не совсем то… но вот цесаревич ее не выдал, выпроводил из комнаты тайным путем, перепоручивши седовласому лакею. Тот на Лизавету поглядывал неодобрительно, однако молчал и вел… и… и если она напишет, как есть, возникнут вопросы.
Много вопросов. В том числе и к ней.
Если смолчит…
Она отложила расческу, решив, что в этаких делах торопиться не следует.
— Слышала? — Авдотья вышла в платье цвета лазури, которое было столь же неподобающе роскошным — все ж утренним нарядам более присталы легкость и сдержанность — сколь и неудачно скроенным. — Кульжицкая с любовником сбежала.
— Что?
— Ага, — Авдотья кивнула кому-то, впрочем, ей не ответили. — Все об этом говорят…
Девиц собрали в уже знакомой зале, правда, приглашать к столу не спешили. Авдотья помахала веером и тихо добавила:
— Не верю.
— Почему?
Нет, Лизавета точно знала, что несчастная — значит, Кульжицкая, надо будет запомнить, — никуда не сбегала. Но узнать, что думали прочие, следовало.