Огонь уже охватывал сарай.
Мелькали в руках ведра. Имед с Едиканом бесстрашно врывались в гущу пламени, поливали огонь, но он разгорался все яростнее. Сухое дерево и трухлявая солома горели, как порох. В небо с гулом ввинчивался вихрь пламени и дыма, во все стороны с треском разлетались бесчисленные искры. Листья растущего возле дома вяза скручивались и вспыхивали.
Во дворе лежал ворох сухого мха, пламя добралось по нему к новому срубу. Гладко тесанные бревна заслезились смолой, которая вспыхивала черным от копоти пламенем. Люди пытались растащить сруб по бревнам, но было поздно, он уже полыхал, как и старая изба.
В колодце кончилась вода, стали бегать за ней в соседские колодцы.
Крыши ближайших домов облепили люди, которые держали в руках длинные метлы, вилы, ведра с водой.
Лежащему на траве Шеркею долго не верилось, что все это происходит наяву. Казалось, он видит кошмарный сон. Шеркей несколько раз закрывал и открывал глаза, яростно встряхивал головой, чтобы отогнать леденящее сердце видение, но оно не уходило. Тщательно протер глаза грязными закопченными, пахнущими паленой шерстью руками, но все равно увидел прежнюю картину: огонь, дым, людская суматоха.
Значит, не сон. Шеркей вскочил. Кто-то проходил мимо с полными ведрами воды.
— Это ты, что ли, Утя?
Девушка замедлила шаг.
— Дай-ка мне ведерко.
Шеркей обеими руками схватил широкое деревянное ведро и начал с жадностью пить. Студеная вода заструилась по усам и бороде, скатывалась на шею, где, словно челнок, двигался острый кадык. Капельки застревали в складках кожи, сверкали под отсветами пламени, и казалось, что у Шеркея на шее висят бусы. Передохнув, снова начал пить. И так несколько раз. Потом поднял ведро и окатил себя с головы до нот. Обгоревшие с одной стороны головы волосы отвалились, и образовалась темноватая от копоти плешина.
Стало немного полегче. Вздрагивая от прохлады, Шеркей пробормотал:
— На-ка ведро.
Поднял глаза и увидел, что рука протягивала ведро неизвестно кому. Утя давным-давно ушла.
— Да.
Ведро грохнулось на землю.
По серой, с серебристым оттенком золе Шеркей зашагал к догоравшему дому, замахал руками, закричал:
— Лейте огню в глаз! Лейте огню в глаз! В самый зрачок! В самый зрачок!
И снова силы покинули его. Пошатываясь, добрел до обугленного бревна, тяжело опустился на него и уткнулся подбородком в грудь.
Невесть откуда взявшийся, к ногам подкатился большой оранжевый уголь. Шеркей впился в него таким взглядом, как будто это был вовсе не уголь, а живой человек, враг, который устроил пожар. Шеркей схватил уголь рукой, начал подбрасывать на ладони: