Все поспешно вышли из-за стола. Шеркей впопыхах подавился. Тухтару пришлось стукнуть его несколько раз по спине.
Действительно, под воротами стояло потемневшее от огня деревянное блюдо, края его даже темного обуглились. На блюде валялись пучки перепутанных женских волос, причудливо слепленные из глины фигурки, комочки земли, какие-то зерна. Посредине стояла безрогая оловянная овца. Она была привязана веревочкой к ручке ывоза и прикрыта клочком рогожи. Чуть в сторонке от блюда лежали кусок ржаного хлеба и несколько нанизанных на волосок из лошадиного хвоста старинных денежек — нухраток.
Шеркей опасливо присел на корточки, остальные стали вокруг него. Тухтар хотел выйти за ворота, но Шеркей запретил: нельзя это делать, пока не рассеяна колдовская сила. И так уже Тухтар проходил давеча мимо, и Сэлиме тоже. Теперь с ними может приключиться что-нибудь недоброе.
Какой же это забытый смертью колдун насолил Шеркею? Вот проклятое отродье, мало без этого забот.
— Асьяльская бабка Ухиме, говорят, мастерица отводить колдовство, — прошептал побледневшими от волнения губами Шеркей. — Надо за ней съездить.
— Стоит ли так далеко ехать? Позовем тетку Шербиге, она все и сделает, — сказала Сайдэ.
— Эту жадюгу, жадюгу-то? Видать, сундук твой переполнился…
— А бабка Ухиме даром приедет? Да лошадь сколько нужно гонять.
Довод жены был веским. Ни одна ворожея не отличалась бескорыстием.
Шеркей почесал затылок, прикидывая предстоящие расходы, и решительно поднялся:
— Да, лучше уж Шербиге позвать. Побыстрей только надо. Верно, ывоз здесь еще с ночи стоит. Сам поеду. Только как вот со двора, со двора выбраться? Нельзя ведь через ворота, нельзя…
— Не смыслю я ничего в этих делах. Соображай сам.
— Ограду разобрать, ограду? А? Как думаешь?
— Сказала же, сам решай.
— Ограду разберешь — потом хлопот не оберешься. Постой, постой…
Шеркей побежал в конюшню. Через минуту, туго натягивая поводья, он втаскивал лошадь на крыльцо.
Увидев такую диковинку, Тимрук рассмеялся:
— Вот распотеха!
Отец злобно цыкнул на него:
— Я тебе покажу распотеху. Неделю зад сквозь штаны краснеть будет!
Как ни артачилась лошадь, Шеркей все-таки заставил ее войти в дверь, проволок через сени и вытянул на улицу через парадный вход.
— Слава богу, — проговорил он, отдуваясь. — Хоть не видать никого на улице. Засмеют, засмеют ведь.
Потом вскочил на коня, приказал домашним уйти подальше от нечисти и помчался во весь опор вниз по улице.
Все вошли в избу. Гнетущую тишину нарушил Ильяс:
— Мама, кто же это балуется?
— Не знаю, сынок. Не посыпал он свой след солью.