Я кивнул.
– Пойдем по тропе или полезем напрямик?
– Напрямик, – предложил я.
Ты снова помахал передо мной своим бумажным пакетом.
– Боюсь, напрямик у тебя не хватит энергии.
Закатив глаза, я набрал полную горсть сбора и высыпал в рот.
– Итак, напрямик по камням. – Ты закатал рукава свитера. – Так что ты думаешь о моем сборе? – Он поднял пакет.
Я прищурился, притворяясь, что серьезно обдумываю ответ.
– По вкусу – дерьмо дерьмом.
За милю пути до подъема по осыпи ты рассказывал мне еще о ледниках и расспрашивал о моей жизни. Узнав, что я вырос в Куинсе, оживился и заметил, что Лонг-Айленда вообще не существовало, пока не начал таять ледник и не оставил за собой груду песка и камней в своей носовой части. Эта груда и стала Лонг-Айлендом.
– Место, где ты вырос, не что иное, как кровотечение из носа ледника.
Затем сообщил, что видел такую же бороздчатость в Центральном парке Нью-Йорка. Бывал там?
– На Манхэттене? С какой радости? Отец как-то приехал с Таймс-сквер и сказал, что там одни проститутки и порнография.
Наконец мы добрались до утеса, вздымавшегося темной массой на фоне бледного неба. Он достигал в высоту сотню или более футов, и ты объяснил, что с формальной точки зрения это не утес, а откос и, показав на вершину, добавил:
– Вперед!
– Как? – удивился я.
– В этом вся штука: здесь нет узаконенных путей, как нет прямых линий. Каждый должен решать сам.
Я стоял с таким видом, словно пытался решить непосильную задачу, а ты с необычайной живостью поскакал вверх. Будто кто-то снял на кинопленку, как вниз по лестнице прыгает мячик, а затем запустил ленту в обратном направлении.
Я последовал, как мог быстро, сначала робко, не видя мест, куда поставить ногу, затем увереннее. Ты отталкивался ногами, подтягивался на руках, и камни путались, как в гигантской головоломке, точно сама природа бросала тебе вызов.
На половине пути ты сел на плоский валун и, снова пожевав из своего пакета со сбором, спросил:
– Как подъем?
Я обливался по́том и содрал кожу с плеча, но посмотрел на тебя так, будто твой вопрос не имел никакого смысла. И, обойдя твой валун, бросился к вершине первым.
Это продолжалось полминуты – затем твой вязаный свитер размытым пятном умчался вперед.
Догнав тебя на вершине, я пыхтел, как собака, а по тебе было видно, что ты готов начать все сначала. Ты стоял у дерева и обдирал с веточки кору:
– Понюхай.
Я с шумом втянул воздух:
– Пахнет мятой.
– Это граболистная береза. – Ты кивнул на ствол. – Тот же запах, что у жевательной резинки и средства для полоскания горла.
Трехгранный тополь, граболистная береза, бороздчатость, ледники… Если бы мне говорили об этом в школе, я бы остался равнодушным.