Многие годы Ханне хотелось кому-нибудь открыть всю правду, но она сдерживалась – то ли потому, что считала, что должна по-прежнему хранить тайну Мэтью, то ли от обжигающего стыда из-за того, что сказала 18 августа 1982 года. Но по какой бы причине она ни молчала, порой, испытывая чувство вины, с криком просыпалась после очередного ночного кошмара – всяких пистолетов и ружей, падающих с небес самолетов, вечной темноты неправильного мира – и никому не заикнулась ни словом. Ни разу.
Они проезжали полями, мимо элеваторов и амбаров, удалялись от горного хребта, и Ханна понимала: пора признать, что она совершила, и снять с себя груз. Она расцепила руки и, тяжело вздохнув, произнесла:
– Слушай, Маккласки, хочу тебе признаться, что я сделала перед тем, как Мэтью стал в меня стрелять.
Детектив встревожился:
– Ты не обязана мне ничего говорить. Что бы там ни было, я твоя команда.
Ханна рассеянно посмотрела в ветровое стекло: в стороне маячил красный амбар, с пыльной боковой дороги на шоссе сворачивала машина.
– Надо… – продолжила она, но вид этой голубой машины заставил ее замолчать, не закончив фразы. Автомобиль двигался по встречной полосе в сторону Росборна. Солнце светило в глаза, не позволяя рассмотреть водителя, но, когда они разъезжались, Ханна вгляделась в номерной знак. – Стой! – Она повернулась к Маккласки. – Эта голубая машина, которую мы только что встретили, наша.
– Ты уверена?
– Абсолютно. В ней, наверное, Пэтч. Что ему здесь понадобилось?
Детектив пропустил сельский грузовик, съехал на обочину и резко вывернул руль, готовясь развернуться, но задержался у края пыльного сада, заметив еще один стоявший автомобиль.
– Ха, узнаешь? – Он показал на черный «Мерседес».
– Это что, Мэтью?
– Номера на всякий случай откладываются у меня в голове. – Маккласки посмотрел в сторону ушедшей за горизонт голубой машины. – Приходили еще сообщения от мужа?
– Много. Только я их не открывала.
– Тогда прочитай сейчас.
МЭТЬЮ
Пит, ты ведь не помнишь тот последний раз, когда пришел ко мне в тюрьму. За несколько дней до этого, патрулируя Свангамы, ты получил по рации сообщение о незаконно разожженном костре. Увидев дым, углубился в лес, погасил огонь, но к тому времени, когда оказался на месте, нарушители уже сбежали. На этой маленькой поляне ты раньше никогда не был и, доложив по рации о своих действиях, огляделся. А когда понял, где очутился, закрыл глаза и несколько минут молился за Ханну.
Потом рассказывал мне, что плакал. Я спросил, молился ли ты и за меня, а ты покачал головой. Там – нет. Вообще за тебя молился, но не в том месте. Прощение теперь касается только меня и Бога. И добавил, что, когда стоял на той поляне и представлял, какую боль испытала Ханна, понял, что больше не должен навещать меня. Всемилостивейшее сердце Всевышнего способно меня простить, ты же – нет. Прощение больше не в твоей власти.