– Сначала развяжи, – попросила она.
– Не заслужила. – Я разочарованно посмотрел на нее и шагнул к ней. Ханна явно нервничала, и я не спешил. Спустил ее темные джинсы, оттянул на себя белые эластичные трусики.
– Довольно, – через пару секунд произнесла она.
Я выждал еще секунду и отпустил резинку, которая со щелчком вернулась на место. Затем застегнул ее джинсы. Бушующее в крови желание колотило в уши. Я снова опустился на колени, развязал узел на лодыжках и сдвинул веревку в сторону. Поднялся. Наши тела разделяли несколько дюймов.
– Освободить руки? – спросил я.
– Да, – тихо промолвила она.
– Но прежде ты должна сделать кое-что еще. Согласна?
Ханна промолчала.
– Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, – прошептал я.
– Да.
– Да?
Она кивнула.
Я испытал прилив страсти, мне почудилось, будто я только что съел что-то сладкое. Приспустил брюки. Ханна посмотрела на мои бедра и судорожно сглотнула. Я потянулся, чтобы расстегнуть ее джинсы. Дыхание Ханны участилось. Мои пальцы были на расстоянии дюйма, когда она снова заговорила:
– Стой! Подожди, Мэтью, не надо.
– Почему? – спросил я.
– Думала, что смогу, но нет.
– Объясни.
Следующие несколько секунд тянулись медленно. Жара была такая, что казалось, будто день прилипал к телу, как папиросная бумага. У меня на затылке слиплись волосы, а у Ханны после борьбы с веревками на красной футболке проступили багровые пятна пота. На ткани получилось изображение лица. Два овала над едва сформировавшимися грудями, на животе подобие улыбки. Я подумал, что она очень привлекательна с рожком мороженого в виде носа.
На мгновение смутившись, я поднял голову. Но что-то в выражении лица Ханны заставило меня повторить вопрос. Мой голос прозвучал настойчивее.
– Выкладывай, почему нет?
Ханна подыскивала нужные слова. Облизала губы, а затем сказала, причем очень зло:
– Ты же… – она скривилась от отвращения, – педик.
– Как ты меня обозвала?
– Извини, вырвалось.
– Нет, повтори!
– Прости, это лишь слово.
– Просто слово? Ну-ка, повтори.
– Не могу, – простонала она.
– Обманщица! – крикнул я.
– Я видела тебя с мужчиной. – Ханна отвернулась от меня, будто испугалась, что я могу ее ударить.
– Обманщица! – Мой голос дрожал от ярости. – Ничего не было. – Я весь трясся от ослепляющей ярости и, пожалуй, не понимал, на кого кричу – на Ханну или на отца. «Ты, как я посмотрю, весьма смел для педика».
Руки Ханны были по-прежнему связаны за спиной. Не помню, как я привязал ее к стволу, обмотал веревкой, завязал узлы. «Тебя следует наказать» – так часто говорил отец, и его слова звучали у меня в ушах.