Ханна брала повязку на глаз, поднимала волосы, распускала их поверх резинки. Благодарила и поправляла повязку из черного блестящего атласа. На мгновение Патрику представлялась раковина мидии. Раковина, маскирующая отсутствие моллюска.
Потягивая кофе, жена смотрела на него здоровым глазом и бормотала:
– М-м-м…
Сверкающий голубой глаз, темные блестящие волосы. Они женаты ровно четыре года, но Ханна до сих пор удивляла Патрика – не только своей красотой, этим своим поразительным качеством, но главным образом своим присутствием, невероятным фактом, что она рядом с ним.
Патрик просунул руку в рукав спортивной куртки и коснулся мокрых плеч жены. Карточка торчала у него сзади за поясом.
– С годовщиной, Ханна! – Он протянул конверт.
На мгновение казалось, что она разочарована – скомкала на груди полотенце и впилась в него взглядом здорового глаза. Но затем Патрик понял, что это не разочарование в нем.
– Все нормально, – произнес он. – Дашь потом. И вообще необязательно.
Накануне Ханна работала на месте преступления в Чайнатауне, где совершилось тройное убийство: в обеденное время в маникюрном салоне были застрелены две посетительницы и бывшая жена стрелка. Во второй половине дня Ханна собирала информацию, пытаясь поговорить с детективом Маккласки, который обычно сливал ей «жареные» факты, и к пяти закончила материал для газеты. А вернувшись домой, расплакалась: одна из убитых была на третьем месяце беременности. Так неужели его можно заподозрить, что он обиделся из-за того, что она не нашла полчаса завернуть в магазин открыток и покопаться в разноцветном товаре?
Хотя это уже стало традицией – Ханна не впервые забывала о годовщине их свадьбы, трижды из четырех раз. Превратилось почти в причуду.
– Ничего нормального. – Она поджала губы.
– Не переживай. Открой.
Клапан был приклеен только в середине. Ханна подсунула палец и распечатала конверт, не разорвав. Она всегда сохраняла конверты. Достала открытку, прочитала текст и прижала к груди:
– Какой ты милый, Пэтч!
– Никому не говори.
– Это и так все знают.
Она притянула его к себе, и они поцеловались.
– У меня есть темная сторона, – проворчал Патрик.
ПЭТЧ
Уходя от Ханны, когда ее кровь уже стала буреть, я подумал, что впервые в жизни вижу труп.
Какие эмоции вызвала картина привязанной к дереву девочки? Плоти, крови, смерти?
А если возбуждала? Господи, неужели возбуждала?
Мы нырнули в чащу и к тому времени, когда выбрались на тропу к Расщепленной скале, у которой обычно прятали велосипеды, я, слишком потрясенный, чтобы не отставать от Мэтью, находился ярдах в двадцати позади. От того похода мне лишь запомнилось, что Мэтью шел вперед и вперед и тащил меня за собой.