Отец, лежащий на другом диване, поперхнулся, закашлялся, отвернулся и забурчал:
— Припасов ёй жалко, родному мужу сладенького пожалела. Да пошли вы обе!
Но «обе» его не слышали, а заучивали наизусть:
— Это что за теремок? Он ни низок, ни высок. Кто-кто-кто в теремочке живет? Кто-кто-кто в невысоком живет?
Отец покосился на нас и пропыхтел:
— Жадина-говядина, соленый огурец, по полу валяется, никто его не ест, а муха прилетела, понюхала и съела.
Валентина Николаевна удивлённо обернулась и выдала такую фразу:
— Так ты и не муха вовсе, а саранча поганая!
— Мам, а кто такой саранча?
— Это тот кто всё сжирает на своём пути — отец твой, в общем.
— Саранча! — кричу я весело Ивану Вавиловичу. — А давай на летней кухне много-много лавочек поставим. Чтоб все-все лесные звери по ночам в нашем теремочке собирались и чаи гоняли.
Мать со злой гримасой отвернулась от меня:
— Знаешь что! Кормилица ты наша, вставай и иди ищи себе другую кухарку. А мне и саранчи по горло хватит.
Подарили мне детский педальный автомобиль Москвич, но не новый, а с довольно-таки с большим пробегом. Ну ничего! Села я в своё авто и рассекаю по двору. Но рассекать просто так скучно, надо же ездить со смыслом. Поворачиваю к деду во двор. Но туда проехать проблематично, тропинка узкая. Пыхчу, жму на педали!
— Дочь, ты куда? — кричит Валентина Николаевна, оторвав голову от своих тюльпанов.
— Деда давить!
— За что?
— А чтоб громко не пердел и ни хихикал при этом, как дурак!
— Ну, ну, — мать одобрительно закивала.
Еду, ползу, застряла. Ремонтирую драндулет, встав кверху задом. Из забора высовывается дед:
— Ты куда это, засранка, направилась?
— Тебя давить, чтобы ты громко не пердел и ни хихикал!
Дед опешил. А я совсем распоясалась:
— Не боись, я тебя быстро задавлю и пукнуть не успеешь!
Дед ехидно посмотрел калитку, запертую на защёлку:
— И што, я тебе ещё и ворота должон открыть?
Я киваю. Дед показывает мне кукиш:
— А вот это видишь? Ничего я тебе не должен.
Я в отчаянье дергаю ворота:
— Да ты, да ты! Да ты всему государству, знаешь, сколько должен? За то что на войну не ходил!
— Чего? — поперхнулся старый хрыч. — Да я для фронта картошку выращивал!
Но потом смягчился и почти ласково спросил:
— А кто это тебе такое сказал?
— Дядя Коля.
— Каргаполов что ли?
— Нет, сын твой старшенький, любимый!
Вавила посерел, побледнел, вырывал хворостину, подпирающую крыжовник, и понесся к дому сына Николая:
— Вот я тебе устрою РотФронт, засранец! Вот я те устрою бздёшь на всё село! Надо было тебя тада ещё прибить, када ты мальцом был, в детстве!