Сахалинские каторжанки (Фидянина-Зубкова) - страница 31

— Слишком много прилагательных, — сказала я, потупив взор.

— ???

— Ну в вашей последней фразе. На такой малюсенький объем текста

слишком много признаков старости: свою, будущую, научную и спокойную. Получилось корявое и некрасивое предложение: нечитабельное и неписабельное, — неожиданно для всех во мне заговорил будущий бумагомаратель. — Давайте о чём нибудь другом попишем! Например, о научном детстве или о научной молодости. А старость, она что? Кому она нужна, эта старость: причитать и у бога смерти просить, как моя бабушка?

Антонина Марковна внимательно на меня посмотрела:

— А ты знаешь, Зубкова, что бога нет?

Я подумала и сказала:

— Бога точно нет. Бог — это религия. А есть научная религия?

Терпение у классной руководительницы лопнуло, она схватила меня за руку и поволокла к директору.

Вот тебе, бабушка, и научный метод воспитания юных пионеров. Мать их так!

Мои коммунисты

Мамка имела склонность к коммунизму лишь в душе, а отец — самый настоящий шахтовый коммунист. Но однажды ему надоело ходить на коммсобрания, и он демонстративно встал, подошёл к председателю, бросил партбилет на стол и очень громко сказал:

— Мать вашу перемать, так вас всех и разэдак с вашими партсобраниями! Время, мол, моё драгоценное зря расходуете, эдак вас и разтак!

И гордо ушёл под гробовое молчание ошарашенных мгачинских коммунистов.

А времена на дворе стояли Брежневские, год не помню. Крысиной возни из-за батиного выплеска было много, но тут вмешались высшие силы, так как бунтарь-каторжанин являлся родителем пупа земли, поэтому приняли решение Зубкова Ивана Вавиловича с работы не увольнять и высшему партийному руководству об этом факте не докладывать.

И это правильно. Потому что высший партийный руководитель и был в устах Зубкова Ивана той самой сверхглавной политической проституткой.

Почему? Сама до сих пор удивляюсь, ведь в газетах, ну ничего плохого про наш строй не писали! Но отец тыкал мне газетой в нос и орал:

— Между строк, читай, между строк, мать твою перемать!

— Я тута! — отвечала мать. — Шёл бы ты, Ванюша, спать.

Ах, какая молодая я была!
Не гуляла, не курила, не пила,
на заборах письки рисовать не умела
белым, белым, удивительным мелом.
Но ругался отец Иван:
«Наш Лёнька дерьмо и пьянь!»
А я серую кошу рисовала
на листке. И жизнь казалась раем!

Дорогой Леонид Ильич Брежнев

В без интернетную эпоху народ черпал информацию из бумажных газет и журналов. Их покупали в киосках «Союзпечать» или почте и даже выписывали на дом. Каждая семья ждала, когда почтальон кинет в их почтовый ящик очередную стопку макулатуры, извиняюсь, печатной продукции. Потом эти газеты весело шли на разжигание печек и вместо туалетной бумаги. Мой отец читал сугубо политизированные издания: «Правду», «Известии», «Труд» и местную газетёнку «Красное знамя», а при прочтении через каждые пять минут выкрикивал: