Эх, Маруська прожила в нашей семье в любви и в здравии пятнадцать лет, а потом стала болеть, дряхлеть и ушла в лес умирать. Сама ушла. Мы все плакали и больше кошек не заводили. Больно терять любимых. Больно.
В четвёртом классе я написала свой первый стих (ну и последний на долгое, долгое время). Не помню о чём. Попёрлась читать его мамке. А Валентина Николаевна с Ниной Петровной той порой посиделки устроили — водочку тихонько попивали, сальтисоном закусывали. Знатные у мамки сальтисоны получались — это свиные желудки, набитые потрохами, сваренные в воде и дозревающие потом под прессом, прямо как головки сыра. Вот сидят две тётеньки, дегустируют, кайфуют! Тут я со своим стихом. Читаю. И что-то тёте Нине прям так захорошело, что решила она обосрать моё творчество:
— Не пиши, не твоё это! Иди лучше к Толику за стол, вон он как красиво корабли рисует. Моряком станет. Капитаном.
У мамки от удовольствия тоже язык зачесался:
— Ну правда, дочь, что-то не очень. Не быть тебе поэтом, не майся дурью. Иди лучше к Толику за стол, порисуй кошек. Кошки у тебя хорошо получаются.
Иду, рисую кошек. Ведь кроме кошек у меня ничего не получается.
А через много лет я поняла:
1. Для художеств меня нет зрительной памяти.
2. Тёте Нине и тёте Вале просто захотелось меня потроллить.
3. Толик обрёл душевный покой, только когда завязал с работой в море и устроился на суше.
4. Я поэт, и это не обсуждается!
Сижу, делаю уроки. Иван Вавилович подошёл, всмотрелся, погладил меня по головке:
— Ну и кем мечтает стать наш великий математик, когда вырастет?
Перевожу взгляд на отца:
— У меня три варианта событий: писателем — раз, океанологом — два, пасечником — три.
Отец прыснул:
— Ты в этот список забыла внести космонавта и продавщицу.
— Почему забыла? — сурово спросила я. — Они были в моём списке, но в далёком детстве.
Иван снова прыснул:
— Это когда ты ещё сцалась?
Отворачиваюсь.
— Нет, дочь, ну ты мне объясни, свой выбор, ведь писатель, пасечник и этот твой, как его… океанолог, они ж и рядом ни стояли!
— Это как?
Батя чешет репу и долго объясняет насколько эти профессии различны, чтобы мечтать о них одновременно. Я понимаю ход мысли взрослого человека и раздосадованно объясняю:
— Пасечником я сама хочу быть, ну нравится мне это дело — мёд есть. Токо на Сахалине пасек нету. Вот я и заведу. Но! Твоя жена без конца талдычит о том, чтобы я стала человеком с высшим образованием. Поэтому придётся стать океанологом.
— А почему именно им?
— Ну я сперва хотела стать зоологом, а потом подумала: без рыбы я жить не смогу, а её на острове всё меньше и меньше. Надо ж её кому-то спасть от браконьеров!