– Ну и катись! – Димка повернулся к Леве. – Садись ты.
– Не хочу. Я тоже пойду, – Лева побежал догонять сестру.
Димка покатался еще немного, но одному было скучно, и он пошел домой.
Перед вечером, когда Димка кончал учить уроки, пришла Виолетта.
– Пойдем на Волгу, на лыжах кататься.
– На ночь-то глядя?
– Пойдем, пожалуйста. Мне очень нужно, а мать одну не отпускает. Потом я тебе тоже что хочешь сделаю.
– А меня, думаешь, отпустят?
– Я спрошу разрешения у тети Кати. Ее просьбу Екатерина Николаевна уважила. Обрадованная Виолетта крикнула Димке:
– Бери лыжи, жди меня на улице, – и убежала к себе.
Димка оделся и спустился вниз. Виолетта уже ждала его. Она была в коричневом лыжном костюме и красной шерстяной шапочке.
Они спустились к Царице, вышли на берег Волги и остановились около спортивного зала лыжной базы.
– Теперь иди, – отпустила Димку Виолетта.
– Куда?
– Ну, где-нибудь походи… Покатайся часа три, четыре, и иди домой.
– Зачем же ты меня сюда тащила?
– Потому что ты умный мальчик и не скажешь, что катался не со мной, – Виолетта погладила его по щеке.
– Иди ты! – отстранился Димка. – Вот пойду сейчас и расскажу все Эмилии Наумовне.
– Врешь, не скажешь! Такие, как ты, ябедниками не бывают! – Виолетта засмеялась и побежала к дверям спортивного зала.
Димка спустился к дому бакенщика и сел на перевернутую лодку. Рядом стоял, засыпанный снегом, красный бакен. Зима сковала Волгу льдом, и бакен вытащили на берег. Переждет он здесь зиму, а весной снова встанет на фарватере, на самом бойком месте, и вцепится в дно железными лапами якоря, чтобы удержаться под упругими струями течения. Мимо поплывут быстрые пассажирские пароходы, зашлепают плицами тяжелые, неповоротливые буксиры, надрываясь под грузом переполненных барж; заснуют юркие баркасы и катера. Бакен, покачиваясь на волнах, закивает им: смело плывите вперед, пока я здесь стою, с вами ничего не случится.
Из светящегося окнами спортивного зала вышла Виолетта с какой-то незнакомой Димке девчонкой и двумя ребятами. Димка спрятался за бакен. Виолетта и ее спутники, весело переговариваясь, прошли мимо. Димка смахнул снег с фонаря, протер покрытые инеем стекла и сказал, обращаясь к бакену:
– Бросили нас с тобой на берегу, и никому мы не нужны. О тебе хоть весной вспомнят. А кто вспомнит обо мне? Кому я нужен? Вот пойду сейчас на остров, построю дом из снега и буду там жить.
Димка спустился на лед и пошел через Волгу. Около песчаной косы острова он остановился и, поняв, что здесь, среди густых зарослей ивняка, засыпанных снегом, на лыжах не пройдешь, пошел вдоль берега. Когда кустарник поредел и за ним показались верхушки деревьев, Димка поднялся на берег и оглянулся. Город темной грудой домов растянулся вдоль берега. Над Волгой стояла тишина и казалось, что она погрузилась в сон. А город не спал. Правее Мамаева кургана, над заводом, алело зарево, а над Царицей вдруг вспыхнул синеватый огонек, пробежал в темноте, судорожно забился и погас. «Трамвай», – догадался Димка и, надев лыжи, пошел в глубь острова. Наст был крепкий, и лыжи скользили легко, оставляя на снегу два неглубоких следа. Лавируя между стволами деревьев, Димка устремился вперед, навстречу загадочной тишине замороженно-притихшего леса.