— Ох, Оливия, — сказал он наконец, — твой мальчик, увы, — великое разочарование.
— Так и есть.
— Приезжай ко мне, — сказал Джек. — Садись в машину и приезжай в гости.
— Сейчас? На улице уже темно.
— Если ты не ездишь в темноте, я сам за тобой приеду.
— Я пока езжу в темноте. До скорого свидания, — закончила она разговор.
В ванной она сняла новую куртку с веревки, пятно высохло.
* * *
Джек встретил ее в рубашке с коротким рукавом. Кожа у него на руках заметно обвисла, тонкая рубашка обтягивала огромный живот, но и у Оливии живот не маленький, и она это знала. По крайней мере, зад был прикрыт. Зеленые глаза Джека поблескивали, когда он с поклоном впустил ее в дом.
— Здравствуй, Оливия.
И она пожалела, что приехала.
— Можно я повешу твою куртку? — спросил он.
— Ни за что, — ответила она и пояснила: — Это часть моего наряда.
Джек оглядел ее куртку:
— Очень мило.
— Я вчера ее сшила, — сообщила Оливия.
— Сшила? Сама?
— Ну да.
— Что ж, я потрясен. Давай присядем. — И Джек повел ее в гостиную, за окнами была тьма кромешная. Кивком головы он указал Оливии на кресло и сел напротив. — Ты нервничаешь, — сказал он. Не успела Оливия ответить, мол, с какой такой чертовой стати ей нервничать, как он добавил: — Я тоже. — И, помолчав, продолжил: — Но мы люди взрослые, и мы с этим справимся.
— Надеюсь. — Оливия подумала, что Джек мог бы и подольше расхваливать ее куртку.
Оглядевшись, она была разочарована тем, что увидела: резная деревянная утка, лампа с рюшами, присобаченными к подставке, — вся эта ерунда здесь и раньше была? Вероятно, а она и не заметила, и как ей только это удалось?
— Дочь возмущена моим поведением, — сказал Джек. — Я говорил тебе, что она лесбиянка.
— Да, говорил. А я сказала тебе…
— Помню, Оливия. Ты сказала, что это свинство с моей стороны цепляться к ней из-за ее ориентации. Потом я долго размышлял и пришел к выводу, что ты права. И позвонил ей несколько дней назад и попытался — в моей простецкой манере — донести до нее, что я знаю, какой я урод. Она не поверила. По-моему, она думает, что папаша просто страдает от одиночества после смерти ее матери, вот и решил помириться с дочкой. — Вздохнув, Джек провел рукой по своей редеющей шевелюре; выглядел он усталым.
— Она права? — спросила Оливия.
— Хороший вопрос. Я думал об этом. Ответа не нашел. Может, и права. Но правда и в том, что твои слова заставили меня задуматься. — Джек медленно покачал головой, глядя вниз, на свои носки; проследив за его взглядом, Оливия обнаружила, что на одном из носков дырка, а из нее торчит палец. Ему стоило бы постричь ногти на ногах. — Черт, как некрасиво, — сказал Джек и накрыл палец другой ступней, а потом убрал ее. — Так к чему я клоню — дети. Твой сын. Моя дочь. Мы им не нравимся, Оливия.