— «Надежные»? — переспросила Оливия. — Ты о чем?.. А, ну да. — Она сообразила, что видела по телевизору рекламу этих подгузников для пожилых.
— Так вот на мне сейчас эти «Надежные», предназначенные для тех, кто писает в штаны. Для мужчин после операции на простате. Говорят, это пройдет, но пока не проходит. Оливия, я все это рассказываю лишь для того…
Она замахала руками — мол, все, хватит, я поняла.
— Бог ты мой, Джек, — сказала она. — Досталось тебе, однако. — Но при этом она почувствовала себя спокойнее.
— Почему бы тебе не остаться в гостевой комнате? — продолжил Джек. — А я устроюсь в гостевой на другом конце коридора. Я лишь хочу, Оливия, чтобы ты была здесь, когда я проснусь.
— И во сколько ты просыпаешься? К этому времени я вернусь. Встаю я рано. — Джек молчал, и она добавила: — У меня с собой нет ни ночной рубашки, ни зубной щетки. И, боюсь, я не сомкну глаз.
— Ясно, — кивнул Джек. — Насчет зубной щетки… у нас есть несколько новых, не пользованных, только не спрашивай, зачем нам столько. Бетси всегда покупала про запас, и я могу дать тебе футболку, если ты не возражаешь.
Оба молчали, и до Оливии наконец дошло: он хочет, чтобы она осталась здесь на всю ночь. И что ей делать? Вернуться в крысиную нору, где она ныне обретается? Именно. У порога она обернулась:
— Джек, послушай меня.
— Слушаю. — С кресла он не встал.
Оливия смотрела на дурацкую лампу с рюшами:
— Я больше не хочу столкнуться с тобой в продуктовом в тот момент, когда ты болтаешь с Бертой Бэбкок…
— Значит, ее зовут Берта Бэбкок. А я никак не мог вспомнить ее имя. — Джек выпрямился и хлопнул в ладоши. — Она только и говорит, что о погоде, Оливия. О погоде. Послушай, я всего лишь хотел бы, чтобы ты осталась здесь на ночь. Обещаю, ты будешь спать одна в отдельной комнате, как и я.
Она приблизилась к нему — да неужели? — но лишь затем, чтобы сказать:
— Увидимся утром, если хочешь.
Она распахнула дверь, и Джек наконец встал, подошел к порогу и помахал ей:
— Тогда до свидания.
— Спокойной ночи, Джек. — Она тоже махнула ему, задрав руку над головой.
Вечерний воздух обдал ее запахами травы, и к машине она шагала под пение лягушек. Взявшись за ручку дверцы, она подумала: «Оливия, какая же ты дура». Она представила себя дома валяющейся на кушетке в «комнате без лежачих полицейских», представила, как слушает радио до рассвета, приложив к уху транзисторный приемничек, и так каждую ночь после смерти Генри.
Оливия развернулась и пошла обратно. Нажала на кнопку звонка. Джек открыл дверь почти мгновенно.
— Уговорил, — сказала она.